- Что такое “публичные выступления”, кто и как их намерен определять? Что такое “оправдание”, если главный смысл, например, исторических исследований состоит именно в объяснении типологии, исторических причин и контекста любых режимов, включая тоталитарные? Насколько это совместимо со свободой слова, совести, мысли, научного исследования? Позволено ли будет государственным служащим публично “оправдывать преступления” других режимов, если они покажутся им тоталитарными, например - режима Рузвельта или Горбачёва?
Новым инквизиторам и стерилизаторам, конечно, надо иметь чёткие и однозначные ответы на все эти вопросы, оставляя за собой исключительное право на толкование и надзор. Но понятно, что таковых ответов просто не существует.
Никогда не поверю, что помнящие период советских парткомов и прошедшие (советскую) фундаментальную высшую школу, не чуждые научной совести и практикующие в качестве преподавателей либо исследователей члены Совета и авторы программы - А.А. Аузан, Д.Б. Дондурей, Ф.А. Лукьянов, Т.Г. Морщакова, Е.Л. Панфилова, Л.В. Поляков, Л.А. Радзиховский, А.К. Симонов, И.Ю. Юргенс, И.Е. Ясина – не способны увидеть правовую беспринципность, терминологическую и понятийную многосмысленность, пустословие и интеллектуальную нищету их программы, её сугубо партийный характер и широкие возможности для произвола.
И это значит, что главный смысл всех их убогих и размытых формулировок - не в поиске истины и примирения, а в поиске новой власти над большинством.
Именно такая “историческая инквизиция” за последние считанные годы расколола Украину, где ещё недавно 86% населения считали День Победы своим главным общественным праздником (в России тогда - 85%). Именно такая подделка под государственную политику заставляет её авторов переходить на фальцет.
В публичном комментарии вместо разъяснения категорий это сделала Е.Л. Панфилова: “Поскольку я из семьи трижды репрессированных (моя мама родилась в ссыльном поселении), для меня это не про “идейную гражданскую войну”, которая не заканчивается “последние двадцать лет”, а про не двадцать, а много-много лет назад начатую и до сих пор не законченную реальную гражданскую войну, в которой до сих пор оправдываемые частью моих соотечественников гады пытались уничтожить мою семью и лишить меня права на жизнь...” Стоит ли мне уподобиться уважаемой моей однокурснице по историческому факультету Московского университета и вспомнить, как мой прадед, русский крестьянин, был раскулачен и насмерть замучен в советской тюрьме, а его дочь пошла по миру, кормя мою мать, тогда грудного ребёнка, пустой и сухой тряпкой вместо молочного мякиша, - примерно в то время, как отец одного из авторов программы и членов Совета - “сталинский соловей” Константин Симонов в силе, достатке и славе превращался в одного из самых ярких и талантливых певцов и воистину - одного из создателей режима? Или как в 1989 году (тоталитарном?) один из ныне здравствующих, уже либерал-консервативных профессоров требовал лишить меня диплома буквально за несколько слов о том, что “в учении Маркса есть и утопия, и наука”?