Да, это будет бег по краю пропасти, риск, расчет на удачу, игра! Даже не игра, а бой. Встречный бой со стихией, рвущейся на свободу из-под контроля человека. Вряд ли честно от этого боя уклоняться.
— Командир, рискнем? — азартно спрашивал Шегель.
Ларин бросил взгляд на секундомер. Время еще есть, две с лишним минуты. И принял решение.
— Бот, я “Вихрь”. Катапультирую оператора.
— Бот понял, готов.
Какое-то мгновение Ларин помедлил.
— Олег Орестович, катапультируйтесь.
— А… а вы?
— Попробую заморозить реактор.
— Но это… нечестно! Реактор — мое дело! Я остаюсь!
Он прав, он тысячу раз прав! И все-таки Ларин не мог оставить его на борту. Дело было даже не в человеколюбии и благородстве. “Замораживание” аварийного реактора требовало отдачи на самую грань возможного. Одним своим присутствием на борту Шегель связал бы ему руки. Ларин не сделал бы и половины того, на что был потенциально способен.
— Оператор, — раздельно сказал он, — немедленно катапультируйтесь.
— Понял, — дрожащим от обиды голосом ответил Шегель.
Послышался легкий щелчок — это были отстреляны узлы крепления кресла оператора, а потом хлопок. Ларин проследил по экрану за траекторией полета капсулы и, убедившись, что все в порядке, облегченно вздохнул. Он остался на корабле один.
— Бот, оператор катапультирован. Меня не ждите.
— Я бот, оператора принимаем. Вас не понял.
Ларин не стал повторять, не было времени.
— Я “Вихрь”. Имею резерв две минуты. Стартую, пробую заморозить реактор.
И хотя все уже было решено, какое-то короткое мгновение Ларин помедлил. Не то чтобы он колебался: пути назад не было. Просто бой за рейдер требовал отличной формы, надо было принести себя в порядок, собраться. Так медлит штангист, уже нагнувшись и обхватив гриф штанги с рекордным весом.
— “Вихрь”, вам одна минута. Затем срочное катапультирование!
— Понял. Пошел, не мешайте.
Ларин энергично выжал ходовую педаль. Тело сразу налилось свинцом, отяжелели веки, отвисли щеки, в глазах поплыл туман… А вот и темнота! Мгновение, и Ларин убрал ногу с педали. Рейдер рывком вышел на малый ход, провал в сознании длился доли секунды. Так и было задумано. Однако желтая лампа реактора мигает по-прежнему. А ну еще раз!
Да, так и было задумано. Ларин сознательно шел на риск, на тонкое балансирование на самой грани дозволенного. Он знал, что сбить накал реактора, а потом и “заморозить” его можно только максимальным ускорением рабочего тела. Надо было жать на ходовую педаль, жать до потери сознания в самом буквальном смысле этого слова. Но в самый последний, критический момент надо было остановиться! Стоило пропустить это мгновение, стоило чуть затянуть перегрузку, как темнота в глазах могла перейти и полную потерю сознания, а в такой обстановке это было равносильно катастрофе. Такая балансировка на самой грани допустимой перегрузки была смертельно опасной, требовала абсолютного самообладания и уверенности в себе, но только она одна и повышала существенно вероятность успеха в этом бою.