Колонну догнали у поста, охраняющего мост; она здесь замедлила движение, и Сосновский нахально занял «свое» место за белым транспортером, кузов которого, с обгоревшей белой краской, был плотно набит нахохлившимися солдатами.
Сима сказал что то вполголоса. Сосновский не разобрал ни слова, глянул вопросительно.
— Извини, — улыбнулся Сима, — в образ вошел, привычка. — И перевел сказанное: — Долго мы так не продержимся.
— А нам долго и не надо. Сразу за Воробьями сворачиваем. Кстати, заодно и посмотрим, что там, в кузове. И «языка» послушаем.
Странно было ехать по родной земле среди ее захватчиков. Ведь у каждого бойца, помимо общего, был и свой счет к фашистам. Но чувство ненависти было властно подавлено чувством долга.
Придерживая баранку одной рукой, Сосновский достал и передал Симе карту.
Тот, удобно ее свернув, положил на колено и тут же стал делать пометки на полях, время от времени уточняя у Сосновского.
— Больших транспортеров в колонне два, так? Четыре грузовика со снарядами, точно?
— Не знаю. Они крытые.
— Со снарядами, — уверенно чиркал карандашом Сима.
— Откуда ты знаешь?
— Я ведь отчасти офицер немецкой армии, — шутливо объяснил Сима. — Наш легкий танк гнали, «Т-60», самоходом, заметил?
— На хрена он им сдался?
— Хозяйственные.
Световой день близился к концу. Небо было еще светлое, но разных цветов. На востоке синело, на западе золотисто светило. Кое-где в синеве проглядывали первые нетерпеливые звездочки.
Потом вдруг разом все затянуло серой мглой, пошел снег, зарядом. Быстро кончился. Опять посветлело.
— Вообще, погубит немца порядок, — сказал Сима.
— А что так?
— Да я вот уже отметил: «с. Мокрое — дислоцирован четвертый батальон мотопехоты. Васильки — гаубичная батарея». Еще кое-что зафиксировал. По указателям.
— Это наглость, а не любовь к порядку, — угрюмо проговорил Сосновский. — Вон: «Нах Москау», видишь стрелку?
— Ничего, мы ее скоро на Берлин повернем.
— Да не очень-то скоро.
— Все относительно, фельдфебель. В рамках истории.
— В рамках истории впереди еще пост. И похоже, посерьезнее. Каждую машину досматривают.
— Проскочим, — с мальчишеской уверенностью пообещал Сима. — Погубит немца порядок. И дисциплина.
С этими словами он отщелкнул крышку ящичка на панели и стал деловито в нем копаться. Достал фляжку, отвинтил пробку, понюхал:
— Шнапс. Хочешь глотнуть?
— Я лучше своего, чистенького, на ночевке.
Сима перебрал попавшиеся в руки бумаги, отобрал нужные: