Мюнхен — Берлин
Начало декабря 1939 года
Дождливым зимним утром в кабинет к профессору Вальтеру Вюсту, декану философского факультета Мюнхенского университета, по совместительству — куратору исследовательского общества «Наследие предков», отвечавшему, помимо прочего, за приём в «Аненэрбе» новых сотрудников, заявился незнакомый студент.
— Я учусь здесь первый год, — представившись, пояснил парень, широко ощерившись в улыбке, больше похожей на оскал.
«Долговязый Квазимодо», — подумал Вюст, брезгливо разглядывая нелепого и бедно одетого посетителя из-за газеты. Студент оскалился ещё шире, отчётливо произнеся:
— Квазимодо? Вы неоригинальны в образных сравнениях, профессор.
Вюст пока ещё ничего особенного не заподозрил, но ему стало не по себе. Он отложил газету и поинтересовался, что, собственно, визитёру угодно. Студент уселся в кожаное кресло перед столом, хотя никто не давал ему на то позволения.
— Мне угодно, профессор, чтобы вы лично представили меня рейхсфюреру — и как можно скорее.
Декан, похолодев от бешенства, — в жизни он ещё не сталкивался с таким наглым хулиганством — поинтересовался, на каком таком основании нищему студенту требуется аудиенция рейхсфюрера СС.
— На таком основании, профессор, что я более всех в рейхе достоин этой аудиенции, — процедил парень, развалившись в кресле самым что ни на есть нахальным образом.
— Да вы просто пьяны, — зло сказал Вюст, а про себя подумал: «Сумасшедший».
— Не то и не другое, — ответствовал очкастый студент.
Вот тут декану стало страшно. Он боялся ненормальных. Он решил, что разумнее всего будет позвать на помощь — да хотя бы секретаря (и куда тот, кстати, смотрит?).
— Не вздумайте орать, профессор, — ледяным тоном предупредил кошмарный студент, хотя Вюст ещё и рта не успел раскрыть. — Сейчас я покажу, почему рейхсфюрер будет вами очень доволен, если вы отведёте меня к нему.
Парень встал, протянул руку над разложенным по столу «Народным обозревателем». На бумаге поверх крупных заголовков и столбцов мелких букв стало медленно проявляться, словно бы прожигаться, большое тёмно-коричневое изображение — идеальный круг с расходящимися во все стороны зигзагообразными лучами-молниями. Декана продрал мистический ужас.
— Вам знаком этот символ, не так ли? — усмехнулся студент.
На сероватой газетной бумаге красовалось то, что оккультисты называли «Чёрным Солнцем». Вюст мельком трусливо подумал, а не пьян ли, случайно, он сам. А что ещё более вероятно — не рехнулся ли он?
— Нет, профессор, — успокоил его студент.
Утешение было слабым — профессор с радостью предпочёл бы признать собственное сумасшествие, поскольку дальше произошло уже и вовсе невероятное. Невозможный студент щёлкнул перемазанными чернилами пальцами — и изображение посередине разложенной газеты вспыхнуло самым неподдельным пламенем, с жаром и запахом горелой бумаги, а потом и весь «Фёлькишер беобахтер» заполыхал, как костёр. Студент ещё раз щёлкнул пальцами — и на углах телефонного аппарата, на металлической пружине настольного календаря и на пресс-папье засияли сгустки голубоватого света, вроде огней святого Эльма. Профессор Вюст соскочил с кресла с воплем «Пожар!» — точнее, ему очень хотелось завопить, но ничего не вышло: горло мучительно свело, стало очень трудно дышать. Он в панике схватился за шею.