— Разве я стал бы говорить такое экзаменатору? — Парень усмехнулся, тряхнул головой. — Да, да… Разумеется, вы правы. — Он перевёл взгляд на чертёж. — А что здесь обозначают пунктирные линии и точки?
— Углубления и отверстия в плитах мощения. Пока нам не удалось выяснить, для чего они предназначались. Вероятно, для каких-то временных деревянных сооружений. Я предполагаю, в них устанавливались опоры для навеса над жертвенником…
По правде говоря, Кауфману хотелось уйти с площади. В последнее время он редко ходил сюда, на само капище: здесь ему казалось, что боль в желудке мучает его сильнее, а полуденный зной, многократно отражённый от мощения и каменных глыб, мягко толкал его в душное преддверие обморока, когда на долю мгновения мерещилось, будто он летит спиной в пустоту. Кауфман не раз замечал, что его неважное самочувствие словно передавалось изношенному механизму старых наручных часов, которые всё чаще то отставали, то убегали на десять, пятнадцать, двадцать минут вперёд.
Студент-эсэсовец теперь снова ухмылялся, и эта шальная улыбка, просто дикая в сочетании с косоглазием, раздражала археолога всё больше. Ничего хорошего она не обещала.
— Я так понимаю, вы ещё не заявляли в полицию о пропаже учёного из вашей группы?
Кто-то донёс, мрачно подумал Кауфман. Знать бы, кто…
— Мне никто ничего не доносил, герр Кауфман.
— Тогда откуда вы знаете?
— Я много чего знаю. Мой вам настоятельный совет, герр Кауфман: не обращайтесь в полицию. Лучше, чтобы этим случаем занялось «Аненэрбе».
«Вот оно, начинается», — обречённо сказал себе археолог. Да эти господа просто приберут его открытие к рукам.
— Не беспокойтесь, вы не будете отстранены от работы. Но членство в нашей организации будет для вас наилучшим решением. И ещё кое-что: рекомендую вам незамедлительно заняться своим здоровьем, герр Кауфман. В противном случае ровно через месяц у вас случится прободение язвы, и тогда отнюдь не «Аненэрбе» будет виновато в том, что вы отойдёте от дел. Возможно, навсегда.
Кауфман словно бы с головой нырнул в ледяную воду.
— Откуда… откуда вы… В самом деле, с чего вы взяли? Вы что, смеётесь надо мной?
— В таких вещах я всегда предельно серьёзен.
Парень вновь устремил исковерканный взгляд на безмятежно-солнечные откосы скалы над рекой.
— Кстати, я забыл ответить на один ваш вопрос. Вы спрашивали, в каком отделе я работаю. В отделе оккультных наук, герр Кауфман.
Побережье Нормандии, Дьепп
19 августа 1942 года
Воздушный бой над городом продолжался уже несколько часов. В выцветшем небе несколько десятков «Мессершмиттов» и «Фокке-Вульфов» крутили бешеную карусель с английскими «Спитфайрами». Два англичанина, резко снизившись, вырвались из круговерти, за первым «Спитфайром» волочилась тонкая струя сизого дыма. С земли к ним потянулись дымные трассы залпов малокалиберных зениток. На крыльях и фюзеляже подбитого самолёта несколько раз полыхнули окутывающиеся чёрным дымом огненные вспышки, что-то посыпалось трухой, левое крыло разломилось, и горящий «Спитфайр», кувыркаясь в воздухе, рухнул прямо на орудие. Пламя выплеснулось на обломки самолёта, громоздившиеся над сорванной с платформы и опрокинутой набок большой L-образной конструкцией, её странного вида широкий ствол, сужающийся к концу, был надломлен у основания, открывая внутренности — множество полых трубок. Второй «Спитфайр», спикировав, пролетел над разбитым орудием, метнулся в сторону, уходя от пулемётных очередей пары «Фокке-Вульфов», круто взял вверх, распустив за собой узкий белый шлейф гликоля из мотора, но «Фокке-Вульфы» нагнали его и, протрещав пушками, отправили догорать на землю.