* * *
Брату Эрику
А в комнате мышка шуршала,
и выла за дверью метель,
и кошка, как в марте, визжала,
но это гостям не мешало
свою кочегарить постель.
Сверчок появился в пространстве,
транзитом дополз до толчка.
Он тоже замечен был в пьянстве,
но пары сплелись в братском танце,
и им наплевать на сверчка.
Но вот через форточку хобот
до люстры хрустальный достал.
Вот падающей люстры грохот,
и нечеловеческий хохот
раздался в отдельных местах.
От форточки все замерзают,
решают, закрыть бы кому.
Ах, если бы здесь был хозяин,
но он улетел, все же знают,
спецрейсом да на Колыму.
А в комнате мышка шуршала,
и выла за дверью метель,
и кошка, как в марте, визжала,
но это гостям не мешало
свою кочегарить постель.
август 1987
* * *
И семья, и заботы, и дети, усталость от быта,
и весна хороша, да прошла, да и лето прошло.
Только дверь в Новый Год потихонечку
кем-то открыта,
ты за нею стоишь, и мне кажется
там хорошо.
Я смотрю в двери щель, не пойму, что хочу,
но я знаю,
что чужой и не тот, да поздравить позволь,
разреши.
От души и добра, и здоровья, и счастья
желаю,
и желаю любимой быть и любить от души.
Это странно, зачем, для чего, но порою
желанье
возникает, и ровно на миг оно так велико.
Но мужчине-то что, он исчез, он ушел,
до свиданья.
Хорошо спать вдвоем, просыпаться одной
нелегко.
Я смотрю в зеркала и бывает тоскливо
и грустно,
по спине холодок, и в квартире навечно зима.
И паркет под ногами, как снег, надоевший
от хруста,
и непрочен, и в трещинах весь... Да ты
знаешь сама.
Отраженья мои, словно листья, упавшие
в осень,
детство кануло в лето, а юность осталась
в весне.
Нам уже двадцать семь, двадцать семь,
двадцать семь,
двадцать... восемь.
Но довольно о грустном, его нам
хватает вполне.
Мы на людях с улыбкой всегда, как бы ни
было туго.
Но любовь как судьба - не кино, не театр,
не музей.
И пусть что-то не так иногда, с Новым Годом,
подруга.
До свиданья. Жму руку. Целую.
Один из друзей.
29 ноября 1987
ПРИОРИТЕТ
Странно все устроено на свете,
оттого напрасно трачу нервы.
Ездит на машине, каждый третий,
а я - первый.
Человек я по натуре гордый,
не способен даже есть консервы.
Хлеб с икрой жует каждый четвертый,
а я - первый.
Как разбить приоритет проклятый,
только что мне скажете теперь вы,
если ходит в лайке каждый пятый,
а я - первый.
Я с любовью знаюсь по-простому,
но ведь женщины - такие стервы,
отдаются каждому второму,
а я - первый.
Я, выходит, человек ненужный,
но мне успокаивает нервы
мысль о том, что отправляет нужды
каждый первый.
1987
ДЕРЕВЕНСКИЕ ТЮЛЬПАНЫ