- И гуси, - добавляет Петер. 
- Скоро пойдет сельдь, - говорит Кристиан. 
- И морской заяц, - говорит Вальдемар, он частенько промышляет тюленей. 
Они пододвигаются и освобождают мне место, но я отговариваюсь: 
- Я ведь только перекусить. Эльна здесь? 
- Она в задней комнате, читает роман, - отвечает Вальдемар. - Как это, учитель, ни огорчительно, но наши физиономии ей опостылели. 
- И немудрено! 
Все смеются. Нынче вечером развеселить их ничего не стоит. Вместе с пивом они глотнули резкой оттепели и весны. 
Вальдемар скребет щетинистый подбородок и говорит: 
- А мы тут сидим, толкуем о плоскодонках. Петер, видишь ли, сладил себе охотничью плоскодонку. И никто про это не знал, ни Господь, ни одна живая душа. Прихожу я к нему сегодня и вижу, он сладил себе плоскодонку, да такую, что не грех сравнить с вечерней зарей. 
- Уж какая она вышла, судить не мне, - говорит Петер, - но что это плоскодонка, могу сказать смело. 
- А на волне она как? Не хлюпает? - спрашиваю я. - Не валкая? Если перевеситься, не плюхнешься в воду? Иначе это не плоскодонка, а корыто. 
- Учитель, ты бы на нее посмотрел, - говорит Вальдемар. - Она крадется по воде, как скупой к своим сундукам. 
- Ты что, насмехаешься? - говорит Петер. - Ты что, видел, как я спускал ее на воду? 
- Но глаза-то у меня есть, - ответствует Вальдемар, - зря, что ли, среди моих предков выходец с Фюна. Петер, да это не плоскодонка, а Благодарение! 
- Сядь, причетник! - говорит Кристиан и смаргивает. - Что ты завтра прочтешь? 
- Справься у себя в псалтыре! Третье воскресенье Великого поста. Текст первый. 
- Значит, отрывок из Луки о нечистом духе, - говорит Кристиан, рассиявшись, как новехонький талер. - Это я помню, про третье великопостное воскресенье, об эту пору как раз прилетает вальдшнеп. 
- Бабьи сказки, - говорю я. - Другие вот уверяют, что вальдшнеп прилетает на Пасху. 
- Право слово, вальдшнеп, он прилетает после того, как Христос изгонит нечистого духа. 
- Чего ж он так редко показывается? 
- Потому как таится, - поясняет Кристиан. - Все верно, стоит Христу изгнать нечистого духа, и вальдшнеп тут как тут. 
Но вот наконец и Эльна. Я заказываю пару бутербродов и перебираюсь на "чистую половину", потому что сегодня вечером мне хочется побыть одному. Эльна заходит первой и включает свет. В этой унылой комнате - в трактире их две - столы застелены скатертями в желтую клетку, пол покрыт густым слоем лака, попахивает плесенью. 
Свет бьет Эльне прямо в лицо. Черты у нее крупные, выражение - кислое. Еще более кислое, чем обычно, и я говорю: