— Не хочу, чтобы ты все это слышала, — говорит она. — Я тут в полной патетике, доведенная до отчаяния. Моя рациональная половина понимает, что мне следует покончить с Гаем, но у меня не хватает на это сил. Я ни с кем никогда не была столь близка. Думаю, он чувствует это, когда говорит, что любит меня, однако теперь я понимаю, что он также счастлив и со своей семьей, в то время как моя жизнь состоит в ожидании того, когда он вернется. Я никогда не ощущала себя такой беспомощной. А ведь сразу было ясно, что так все и окажется. — В ее голосе звенят слезы. — Я ее понимаю. Так всегда бывает, когда ты становишься от кого-то зависим. Силы покидают тебя. Это случилось с моей матерью, теперь то же самое происходит со мной.
— Влюбиться — дело рискованное, — говорю я, преодолевая оторопь от резкой обнаженности ее суждений, высказанных столь откровенно. — Но это не признак слабости. Это может быть и признаком силы. Периоды сомнений и несовместимости неизбежны, и когда их удастся преодолеть, они превращаются в нечто даже еще более ценное. Давай же спустимся и нальем себе по чашечке чая!
Она слабо смеется.
— Как я хотела бы иногда быть тобой, Люси! Все одним махом взяла и разложила по полочкам!..
— Не смеши меня. Это карточный домик! В любой момент может рассыпаться, — отзываюсь я уже с лестницы, ведущей в кухню в цокольном этаже.
Я включаю свет. Перед нами длинная, как посадочная полоса, простирается кухонная зона. На одном ее конце стоит чайник, на другом я замечаю стопку бумаг. Зубами стащив с пальцев перчатки грабителя, я начинаю одну за другой открывать и закрывать бесчисленные дверцы шкафчиков в поисках чая. Эмма уткнулась в бумаги.
— Смотри-ка, — окликает она меня, — похоже на выписку из банковского счета! Его жена думает, что получает арендную плату с той квартиры, где я живу! Каждый месяц по 2500 фунтов! Вот смотри, в графе «Рента в Клеркенвелле» так и обозначено.
Я осматриваю кухню. Здесь все парное: две раковины, две посудомоечные машины, два чайника. Я начинаю заваривать мятный чай.
— И все тут точно такое же, как в моей квартире, — игнорируя мою хозяйственную деятельность, докладывает Эмма; в ее голосе снова звучит отчаяние. — Интересно, и спальня тоже?
Она бросается вверх по лестнице, и я тащусь за ней хвостом, оставив чашку с чаем на ступеньке. Спальня на втором этаже.
— Так я и знала! — восклицает Эмма. — И кровать! Можешь ли ты поверить в то, что он выбрал для меня такую же, какую делит с женой?
— Это, безусловно, свидетельствует об отсутствии воображения, — нахожусь я. — Но ты всегда твердишь, что банкиры действуют наверняка. Вот и он нашел идеальную для себя кровать и привык к ней. Давай лучше уйдем отсюда. Такая иллюминация в отсутствие хозяев со стороны может показаться подозрительной.