— Так что же тогда тебя не устраивает? — спрашиваю я.
— Футбол, кино, рестораны, куда поехать на отдых, книги, которые мы читаем, — все, о чем принято говорить, — продолжает она. — За исключением этой странности, все совершенно нормально. Просто я нахожу это немного утомительным. Очень здорово иметь так много секса и быть любимой двумя мужчинами, но это слегка чересчур, как, например, переесть шоколада. Слишком много хорошего.
— Итак, когда Бен проводит уик-энд со своим отцом, а ты с ними обоими, то как ты решаешь, в чьей постели будешь спать? — спрашиваю я.
— Мы все спим в одной постели, — отвечает она.
— Очень удобно, — замечает Эмма.
— В действительности в данный момент слегка жарковато, — добавляет Кэти.
— А в какой момент другой понимает, что может к вам присоединиться? — спрашиваю я, мысленно представляя систему колокольчиков, которую можно еще иногда встретить в некоторых сельских домах. Самое замечательное во времяпровождении с Кэти и Эммой — то, что их ситуации всегда более забавные, чем моя собственная.
— Ладно, это именно та часть отношений, которая изменилась, — говорит Кэти. Я поражаюсь: двое мужчин слились? — Не вдаваясь в мелкие подробности, это все происходит в одно время.
— Значит, есть элемент гомосексуализма! — ликует Эмма. Это, как она полагает, подтверждает ее оригинальную теорию.
— Не думаю, что все так просто, — говорит Кэти. — Мне кажется, каждому из них нравится смотреть, как другой занимается сексом с той же самой женщиной. И еще здесь есть элемент соперничества.
— С мужчинами всегда так, — замечает Эмма.
— Боже, мне придется все рассказать Тому! — вздыхаю я.
— Я хочу заново открыть радости тривиального секса, — заявляет Кэти.
— О чем ты? — Я представляю сценарий, включающий мороженое и лужайку, — но отнюдь не перспективу увеличения горы грязного белья и усугубления моих мытарств со стиркой.
— Я имею в виду обычный, заурядный секс, — объясняет она. — У нас, кажется, никогда не бывает возможности «упасть на диван перед телевизором с какой-нибудь готовой едой».
— Тебе еще предстоят годы такой жизни, — устало обнадеживаю я.
— И тут не так много дружеских отношений. Твой брат говорит, что лояльность и нежный преданный характер — важные черты в мужчине, и что в двадцать лет мы имеем обыкновение отвергать мужчин, которые их проявляют. Потом, когда нам уже тридцать, те мужчины оказываются заняты, и нам остаются остальные — как раз в тот момент, когда наши приоритеты в корне изменились.
— А себя он включил в число этих остальных? — интересуюсь я.
— О да, — отвечает она. — Он описывает самого себя как классический случай фобии — боязнь ответственности и неспособность поддерживать отношения ни с одной женщиной более двух лет.