— Разговаривайте и обращайтесь с ними, как с богинями, — вспоминаю я, как он наставлял друзей. — Тогда все будет готово для захвата. Анализируйте! Они любят анализировать. И — оральный секс. Это главное.
Марк любил женщин, и женщины любили Марка. Даже если они обнаруживали, что на него нельзя положиться. Он создавал дружбу из ничего, из всех этих легких отношений, потому что никогда не жалел добрых слов и с ним можно было разговаривать обо всем на свете.
Было очень немногое, что я подвергала цензуре в разговоре с ним, и думаю, он сказал бы то же самое. Однако сегодня вечером я чувствую дискомфорт, находясь с ним наедине. Он сел на стул у барной стойки, подперев голову рукой и явно не планируя быстрое возвращение к нашему столику. Его подбородок покрыт щетиной, рубашка несвежая. Интуитивно, как обычно это бывает по отношению к членам своей семьи, я чувствую, что он здесь с особой миссией.
— Ты прямо с работы? — спрашиваю я.
— М-м-м… — полусонно мычит он, запрокидывая голову, чтобы сделать пару глотков из бутылки. И продолжает держать ее в руке. Я замечаю, что он бросает взгляды на наш стол, слегка улыбаясь, и потом делает еще один большой глоток пива. — Как поживают мои любимые племянники? — оборачивается он ко мне.
— Великолепно. Чрезвычайно энергичные щенята! Носятся по всему дому, устраивают беспорядок даже тогда, когда хотят прибраться, борются и дерутся, по меньшей мере, несколько раз в день, едят более или менее непрерывно, безостановочно болтают, терзают меня вопросами, большей частью все разом, а затем обвиняют меня в том, что одного я люблю больше, чем другого, если на один вопрос я отвечаю раньше, чем на другой. Уж скорее бы каникулы!
— Это еще почему? — подозрительно спрашивает он. — Ты же не любишь каникулы! И лето — единственное время, когда ты можешь вернуться на работу на полный день.
— Меня умиляет, как все понимают возвращение на работу! Как будто дети — это не работа! — взвиваюсь я. — Да работать гораздо легче, чем заниматься детьми!
— Вот и Джон Макинрой так считает. Я читал его интервью. Он сказал, что играть в финале Уимблдона легче, чем присматривать за собственными детьми. Матери убиваются по разным поводам гораздо чаще, чем все остальные, исключая пожилых католичек.
— Фактически чувство материнства и комплекс вины так переплетены, что невозможно определить, где кончается одно и начинается другое. Чувство вины просто становится второй натурой. Хотя с тех пор, как я оставила работу, в том месте, где должна быть вина, — вакуум, требующий заполнения.