— Пожалуйста, не надо на меня так смотреть. Вы не понимаете…
— Где уж мне.
Ким тихонько всхлипнула.
— Рейес заставил меня поклясться, что я не стану поддерживать с ним отношений. Сказал, что, когда выйдет, сам меня найдет. Поэтому я и осталась здесь, в Альбукерке. Но я не езжу к нему в тюрьму, не пишу, не звоню, не посылаю подарков ко дню рождения. Он заставил меня поклясться, — повторила она и умоляюще посмотрела на меня. — Поймите, я не могу вмешиваться.
Я не могла понять, зачем Рейесу понадобилась такая клятва, но это все меняло. И я решила бить по самому больному. На войне как на войне.
— Ким, он защищал вас все эти годы, — холодно сказала я, и в моем голосе сквозил укор. — Как вы можете сидеть сложа руки?
— Не то чтобы защищал. — Она высморкалась в кухонное полотенце.
— Не понимаю. Вас… изнасиловали? — Никогда бы не подумала, что окажусь такой прямолинейной, настырной, что так буду владеть собой в трудную минуту. Одно лишь упоминание о подобных деликатных вещах граничило с грубостью.
По щекам Ким нескончаемым потоком струились слезы, отвечая за нее на мой вопрос.
— Он защищал вас изо всех сил. Как же вы можете его предать?
— Я же сказала, он меня не то чтобы защищал…
Я начинала стремительно терять терпение. Почему она не хочет ему помочь? Я же собственными глазами видела, как он за нее переживал, как в ту ночь рисковал жизнью, чтобы остаться с ней. Он бы мог убежать, обратиться в полицию, сдать этого буйнопомешанного властям и наслаждаться свободой. Но он остался. Ради нее.
— А что же тогда? — язвительно уточнила я.
Ким погрузилась в глубокие раздумья, а потом взглянула на меня, и в ее зеленых глазах блестело полуденное солнце.
— Страдал.
Ого. Такого я не ожидала.
— Не понимаю. Что…
— Отец… — Ким замолчала: ее голос ломался под тяжестью слов, — отец ко мне не прикасался. Я была лишь орудием, с помощью которого он мог контролировать Рейеса.
— То есть вы хотите сказать… что насилие все-таки было.
Девушка подняла на меня глаза; в ее взгляде читалась ненависть к тому, в чем я вынуждала ее признаться.
— Он не прикасался ко мне. Ко мне. Я не говорила, что насилия не было.
Я с минуту сидела молча, ошарашенная, и раздумывала над словами Ким, снова и снова прокручивая их в голове. Сама мысль об этом причиняла мне боль; казалось, что она материальна, точно коробка, покрытая осколками стекла, которая резала мне пальцы всякий раз, как я пыталась ее открыть.
— Сначала он контролировал Рейеса с помощью животных.
С трудом очнувшись, я перевела взгляд на точеное лицо Ким.
— Когда Рейес был маленьким, отец держал животных. Если Рейес шалил и не слушался, за него расплачивались несчастные звери. Отец рано понял, что иначе ему с ним не справиться.