это увидеть, понимаешь: теперь мне положено знать. Итак… это, это ново. Но вчера вечером он сказал мне, что за последний год отказался от трех ролей в Уэст-Энде. Трех. Отказался. Почему, спросила я: почему, ради всего святого? Из-за этого дома, ответил он. Из-за этого места. Как он мог выступать на сцене каждый вечер, если каждый вечер мы ужинали здесь? Он знал, видишь ли, насколько это важно. Ладно. Он сказал, что теперь не откажется — согласится на любую роль, которую ему предложат. Беда в том, что… если пойдут слухи, что он так же ненадежен, как раньше, ну — ему ничего не достанется, так? Мы вернемся туда, откуда начали. А слухи
пойдут, правда? Потому что так всегда бывает. О боже. О боже. А театр, знаешь — он его в последнее время поглотил. Снова заполнил его — овладел им, как прежде. Знаешь, Джейми, — это звучит глупо в контексте, ох — этого ужасного, ужасного Сочельника, но… он так и не свыкся с тем, что его пьеса так и не была поставлена. Ну, помнишь: «Отпечатки». Он вложил в нее душу и сердце, понимаешь, — и она была хороша, правда? Как по-твоему, Джейми? По-моему, хороша. Я правда думала, что она очень хороша. Ну ладно. Он явно решился не мытьем, так катаньем
как-то пролезть обратно в театр — говорит, что больше не может жить в изоляции. Изоляции! Господи, Джейми, — ведь смысл всего этого — он был в обратном! Изоляция… Ладно… он говорит, что пора переехать поближе… к настоящим людям. Настоящим людям. Так он говорит. Ну. Я, конечно, отправлюсь, куда он пожелает. Но если он пьет… что ж, тогда нет смысла. Это его просто убьет, знаешь. Очередной отказ. Ему так нужно что-то — знаешь, он даже пошел к Уне — а она дала ему понять, что больше не хочет иметь с ним ничего общего. И, господи боже, — едва ли она могла ему об этом сказать бессердечнее. Она сказала, что не желает — ты только послушай, Джейми: не желает «бередить старые раны». О боже. Ты только
представь, каково ему было!.. С такой обидой мне рассказывал…
Джейми растерялся. Ему казалось, что он наблюдает излияние — выслушивает монолог, — но ни капли ни в чем вообще не участвует.
— Прости, Джуди, — а что именно — при чем, гм, — при чем тут Уна?
— Гм? А, Тедди и Уна, между ними кое-что было давным-давно. Не здесь, конечно, — о нет, не здесь. До того. Она была не единственной. Когда он пил, у него таких было много. И мальчиков тоже, кстати: не редкость при его-то профессии. Вот еще кое-что, к чему мне, видимо, придется привыкать. О господи. Не знаю, смогу ли. Все заново…
Джуди впала в глубокую печаль и задумчивость — но тут же очнулась, будто внезапно вспомнила, что хотела рассказать что-то ужасно забавное.