Татары. История возникновения великого народа (Паркер) - страница 19

Все это очень примечательно, поскольку здесь можно провести аналогии со скифами Геродота, а также гуннами и монголами. Геродот упоминает черепа, покрытые кожей и украшенные золотом, которые использовались в качестве кубков. Он также рассказывает о том, как скреплялись клятвы: в чашу наливалось вино, смешанное с кровью тех, кто приносил клятву, затем в чашу окунали ятаган. По словам Геродота, массагеты Каспия (скифский народ, ошибочно отождествляемый некоторыми авторами с хайталами Окса, появившимися пятью столетиями позже) приносили в жертву солнцу лошадь. В китайских источниках часто встречается упоминание о том, как тунгусские правители Китая в V веке до н. э. приносили в жертву белых лошадей. Гиббон рассказывает, что Чингисхан использовал в качестве кубка инкрустированный серебром череп хана керей (кереитов), а свой первый военный союз скрепил принесением в жертву лошади. В качестве кубка использовали череп римского императора Никифора, инкрустированный золотом, и болгары. То же справедливо в отношении короля гепидов Кунимунда.

На возвратившихся домой послов обрушился град оскорблений, и, подобно злосчастному Чунхоу, вернувшемуся в 1879 году из России, они были немедленно обвинены в государственной измене. Связав будущее Китая с кочевником-варваром и заключив с ним договор, послы превысили полномочия, опорочили честь и престиж Китая. Предложили направить к шаньюю других послов с тем, чтобы они заставили его разорвать договор с соблюдением всех церемоний. Император, однако, предпочел отложить решение этого вопроса. Хуханье-шаньюй двинулся на север и образовал там могущественный доминион.

Тем временем Чжичжи не давало покоя совершенное им убийство. Вскоре он принял решение двигаться дальше на запад. Именно в этот период правитель Самарканда страдал от тирании кочевников Кульджи. Он созвал своих беков на совет, и они пришли к выводу, что самым разумным будет помочь Чжичжи в разрешении его проблем и дать ему возможность восстановить былой сюзеренитет хунну над Кульджей – при этом Кульджа должна была служить «буферным» государством. Самаркандцы отправили послов к Чжичжи, который в то время находился в своей киргизской провинции. В результате переговоров самаркандцы отправили на помощь Чжичжи несколько тысяч верблюдов, ослов и лошадей. Чжичжи немедленно двинулся на запад. Однако мороз был таким жестоким, что почти все войско погибло, и лишь жалкие его остатки сумели добраться до Самарканда. По пятам Чжичжи преследовало войско, направленное китайским правителем западных территорий. В то время его резиденция находилась между рекой Кайду и городом Кучи, как отмечено на современных картах, то есть близ города Янгисар. В 36 году до н. э. Чжичжи казнили. Известие об этом привело Хуханье-шаньюя в такой ужас, что он тут же поспешил заверить Китай в своей абсолютной преданности. Лишь страх перед воинственным братом, заявил Хуханье-шаньюй, помешал ему лично поздравить императора Юаньди. В 33 году до н. э. Хуханье– шаньюй прибыл к императорскому двору и был принят с теми же церемониями, что и во второй свой визит в 49 году до н. э. Хуханье-шаньюй высказал пожелание взять в жены китаянку, и одна из красивейших императорских наложниц, которая из-за интриг при дворе никогда не делила с императором постель, отважно согласилась стать супругой татарского монарха. Император, который прежде никогда не видел девушку, был покорен ее красотой и с радостью оставил бы ее при дворе, но она очаровала и шаньюя, поэтому император не решился нарушить слово. Она отправилась в Татарию, где стала впоследствии важной политической фигурой. Пребывавший в полном восторге шаньюй тут же пообещал, что возьмет на себя защиту границы к западу от Шэньси до Лобнора – фактически, это была главная дорога на запад. Шаньюй торжественно поклялся, что и его потомки будут нести эту обязанность, и предложил распустить китайские гарнизоны. Императорский совет почти единодушно проголосовал за принятие этого предложения. Против этой губительной для Китая политики выступил только один старый, умудренный опытом советник. Он сказал: «Покрытые лесами горы, простирающиеся от Шэньси до Кореи, некогда служили бастионом завоевателю Модэ. Здесь он и его преемники находили дичь и материал для изготовления оружия, отсюда он совершал набеги на Китай. Уничтожил это осиное гнездо лишь император Уди, заставивший хунну отступить на север пустыни и укрепивший Великую стену на всем ее протяжении. Нрав кочевников таков, что они не преминут воспользоваться нашей слабостью, стоит нам только распустить гарнизоны, поскольку они боятся нас, только когда мы показываем зубы. Даже цивилизованному Китаю нужны карательные законы, способные обеспечить соблюдение правил. Как можно быть уверенным в том, что татары станут соблюдать законы, если не будет силы, способной принудить их к этому? Пограничные форпосты точно так же нужны для того, чтобы не выпускать китайских перебежчиков из Татарии, как и для того, чтобы держать татар за границами Китая. Я уже не говорю о том, что большая часть нашего населения, живущего на приграничных территориях, – это татары в процессе ассимиляции. Не так давно мы установили отношения с тибетцами, которые, как это ни печально, затаили на нас зло. Причиной тому непомерная жадность наших чиновников. Союз тибетцев с татарами грозит Китаю большой бедой. Свободная жизнь кочевников может ввести в искушение китайцев, уставших от своих пограничных обязанностей». Далее советник сделал несколько замечаний, доказывающих, что император Уди сделал для завершения строительства Великой стены не меньше, чем упомянутый выше Мэн Тянь: «Прошло больше ста лет с того дня, как была завершена постройка Великой стены. Это не простой крепостной вал. Великая стена повторяет форму ландшафта – забирается на холмы, спускается в долины. В ней полно тайных ходов, она ощетинилась сторожевыми башнями. Разве для того трудились наши предки, чтобы мы сейчас позволили Великой стене рухнуть? Если нам когда-нибудь придется восстанавливать ее, откуда мы возьмем людей и средства? Кроме того, чем больше мы тратим на нашу оборону, тем меньше зависим от шаньюя, чьи аппетиты растут не по дням, а по часам. Трудно сказать, что он сделает, если мы в один прекрасный день не сможем удовлетворить его желание». У императора хватило здравого смысла последовать совету: «Оставим предложение без внимания. Затем необходимо составить дипломатическое письмо, но так, чтобы не обидеть шаньюя». Письмо гласило: «В ответ на предложение шаньюя взять на себя охрану китайской границы и распустить китайские гарнизоны Китай сообщает, что глубоко тронут великодушием шаньюя и учтивостью, с которой было высказано предложение. Однако Китай имеет границы не только на севере, но по всему периметру государства, и пограничные посты призваны не только отражать атаки извне, но также и предупреждать посягательства китайских нарушителей закона на территории сопредельных государств. Китай глубоко ценит дружеские намерения, побудившие шаньюя сделать упомянутое предложение, и заверяет, что ни в коей мере не сомневается в их искренности, однако вынужден отклонить предложение и направляет к шаньюю высокопоставленного посла с этим письмом». Вскоре после этого шаньюй выразил свою благодарность: «Простой человек, каковым я являюсь, возможно, не в состоянии постичь все премудрости политики, в то же время я рад был услышать похвалы в свой адрес из уст императорского посла». Из этой переписки становится ясно, что истинные дипломаты жили не только в Греции и Риме и что в искусстве составления дипломатических документов китайцы превзошли египтян и вавилонян.