Кроме хроники, был настоящий винегрет из самых разнообразных заметок — от душераздирающих воспоминаний перебежчика из числа бывших испанских республиканцев о его обучении в военном лагере на Аляске до похвалы штутгардского гаулейтера ударному труду иностранных рабочих, занятых восстановлением городских кварталов, разрушенных при воздушных налетах. Дочитав весь этот бред до конца, я решил, что, пожалуй, пора искать дорогу в ближайшую психушку, которой тут явно нет. Если все это, конечно, не чья-то глупая шутка. Но тут мой взгляд упал на стену разрушенного дома напротив с чудом уцелевшим на ней почтовым ящиком. «Почтовое управление Плимута», — прочитал я отштампованные спереди английские буквы… И я как-то сразу осознал, что никакой это не сон и не помешательство, а самая что ни на есть реальность, мать ее так, и я на самом деле торчу одетый черт знает во что и без малейшего намека на документы посреди английского порта Плимут, а по улицам мимо меня разъезжают немецкие патрули на «бэтээрах»! Но если это сорок четвертый год, то почему не союзники высаживаются в Нормандии, а немцы в Южной Америке? И куда делся Восточный фронт — в газетке про Россию, в общем-то, ни слова?! А Индия и север Австралии у японцев?! Мать вашу разэдак… И чем же эта поганая прогулочка закончится, если так «весело» началась? Мне впервые за все время стало очень неуютно… Мысль о том, что давешний патруль может мною заинтересоваться, не показалась глупой. А это, судя по фильмам, неприятно: сначала «хенде хох!», а потом не успеешь оглянуться, как станешь сырьем для пеномоющих средств…
Поэтому я как попало скомкал газету, засунул ее в карман и быстро зашагал в глубь руин на другой стороне улицы. Мои шаги при этом сами собой ускорялись, и вскоре я почти бежал, ощущая себя в некотором роде Штирлицем на временно (или постоянно?) оккупированной территории. Но что характерно: конец-то я им в случае чего покажу, а где пистолет взять? Вот проблема… Между тем я наконец-то заметил идущего мне навстречу человека — первый, можно сказать, брат по разуму. Скорость пришлось сбавить. Итак, я, кажется, забрел-таки в жилую часть города, который вроде бы был Плимутом… Здесь уже не было ощущения кладбища из старого фильма «Кин-дза-дза», как в разрушенных кварталах, но не пришлось бы вскоре кричать «ку-ку» здешним начальникам. Интересно, как все-таки тут обстоит дело с проверкой аусвайсов?
Развалины были расчищены, попадалось довольно много целых зданий, хотя с целыми окнами явно ощущалась напряженка. Бросилось в глаза убогое запустение жилищ. Кое-где жили в подвалах и цокольных этажах полуразрушенных домов, часто попадались деревянные пристройки из разномастных досок. Из труб над крышами тянулись сизые дымки, и отовсюду тянуло кислым запахом грязного жилья и уличных сортиров. И меня не покидало чувство многочисленных взглядов, устремленных откуда-то на мой затылок. Отделаться от этого ощущения я не мог, хотя поражало отсутствие всякого движения, все вокруг словно вымерло, только в отдалении виднелся давешний пешеход, но теперь он уже колдыбал не навстречу мне, а в обратную сторону. Я прибавил шагу, решив догнать его и спросить о местных обычаях. Со спины он выглядел форменным огородным пугалом на пенсии: одет в немыслимые обноски, ноги обмотаны тряпьем, за плечами большой узел какого-то рванья. Затравленно оглянувшись на меня, он рванул за угол, я побежал за ним и догнал буквально через несколько шагов. Когда нас разделяло метра три (или десять футов по местному исчислению), он вновь резко обернулся. Я увидел страх в его красноватых глазах под низко надвинутой шляпой и нашивку с английским флагом и надписью «ENGLISCH» на груди драной хламиды, заменявшей ему пальто. Ничего не скажешь, довели завоеватели гордого бритта! Расспрашивать его мне как-то расхотелось, и, когда он вновь метнулся в ближайшую подворотню, я остался на месте.