Шерстнев и Рынин находились на последней шлюпке. Там для них устроили импровизированные сиденья: между ящиками расстелили парусину, ноги прикрыли полушубками.
У Шерстнева болело плечо, ушибленное при падении, но острее болело сердце: «Нева», обжитая частица Родины, так катастрофически окончила свою трудовую жизнь, преждевременно ушла на вечный покой…
Молча, спокойно сидел Рынин. Шерстнев никак не находил себе места.
— Вам неудобно, Василий Иванович? — спросил Костя, заметив беспокойство Шерстнева. — Может, вам подложить парусину с этой стороны?
— Нет, Костя, нет. Ничего не надо.
— Меня Андрей Васильевич к вам прикомандировал, чтобы я помогал вам, когда надо. Вы не возражаете?
— Нет, не возражаю.
— А сейчас я могу что-нибудь сделать для вас?
— Сейчас нет, Костя. Вот разве поправь портфель у моих ног… Так… Прикрой его парусиной… Хорошо.
И опять установилось молчание. Слышался лишь скрип уключин да удары волн о борта шлюпки. Костя проверил, надежно ли укрыт портфель, и задумался… В капитанском прорезиненном портфеле должны храниться важные документы, и его надо беречь… Потом мысли Кости перекинулись на товарищей, находившихся в других шлюпках. Как-то они чувствуют себя в эти минуты?…
Шерстнев вдруг спросил:
— А что это Епифан голоса не подает? Жив ли?
— Перепугался он, Василий Иванович. Сидит в ящике тихо. Притаился.
— Ну, а как ты? Тоже, поди, испугался? Страшно попадать в такой переплет?
— Страшно, Василий Иванович, — признался Костя.
— В такие минуты, Костя, люди и раскрываются. Одни — вырастают, другие — пригибаются.
Слова Шерстнева встревожили Костю: «Не подумает ли Василий Иванович что-нибудь дурное?… Я же испугался…
Шерстнев словно почувствовал состояние Таслунова.
— Ты, Костя, не волнуйся, что испугался. Страшно в такие минуты бывает и людям, уже повидавшим многое.
Главное в том, как люди начинают действовать в такие минуты… Ты ведешь себя нормально.
Костя повеселел и хотел спросить, бывали ли у Василия Ивановича в молодости такие минуты страха, но не решился… Сидел молча, думал и прислушивался к скупым фразам, которыми изредка перебрасывались моряки, сидевшие на веслах.
Медленно тянулось время.
Уже сгустились сумерки и появились первые вестники перемены погоды. Колючий холодный ветер все чаще швырял в лица людей ледяные брызги. Скоро налетит злой борей — и запляшут, взбесятся волны. Поэтому так хотелось поскорее ступить на прочную палубу. И гребцы старались, налегали на весла.
Шерстнев забеспокоился. Капризен океан в таких широтах. Пока подойдет спасательное судно, может разыграться настоящий шторм. И тогда ракеты не будут видны даже на близком расстоянии.