— Беру из ваших рук, полковник, только потому, что папироса эта наша, советская, сделанная нашими русскими руками.
— В данную минуту ее хозяин — я! И, надеюсь, имею право угостить ею вас, — попробовал пошутить Реттгер.
— Нет, полковник! Хозяин ее — я! Вы же пользуетесь награбленным…
Реттгера передернуло, но он сдержался и промолчал.
Андриевский несколько раз жадно понюхал папиросу и бережно заложил ее за ухо, как часто делал когда-то дома.
— Запах Родины… Волнует… Оставлю у себя, если, конечно, ее не отнимут в гестапо ваши помощники. Они уже отняли у меня самый обыкновенный деревянный портсигар… Мелкие грабители!
— Арестованному не положено иметь при себе портсигар, — сухо сказал Реттгер. — Они только выполняли инструкцию.
— Этот портсигар — память о доме, жене, сынишке… Впрочем, это недоступно вашему пониманию, полковник, — вы лишены нормальных человеческих чувств.
Щека Реттгера дернулась, но он опять сдержался и, вызвав Хенке, приказал:
— Распорядитесь вернуть Андриевскому его портсигар!
— Слушаюсь, господин штандартенфюрер! — Хенке опять вышел.
— Может быть, у вас, Андриевский, есть ко мне другие просьбы или претензии?
— Просьбы? Претензии? К вам? — Андриевский с нескрываемым презрением посмотрел прямо в лицо Реттгеру. — Нет!.. Есть только вопрос: зачем меня опять доставили сюда? Что хотите вы от меня, прежде чем убить?
— Я снова предлагаю вам жизнь, Андриевский! Если вы станете на нас работать.
— Я уже вам отвечал: этого ни-ког-да не будет!
— Сегодня я добавлю, Андриевский, что мы согласны вам даже платить! — настойчиво продолжал Реттгер. — Хорошо платить. Лучше, чем вам платили в России… Много лучше.
Андриевский снисходительно улыбнулся.
— Как примитивно смотрите вы, полковник, на советских людей! Неужели вы до сих пор не убедились, что служить фашизму они не будут?
— Но нам же служат некоторые ваши товарищи, Андриевский!
— Это не мои товарищи, полковник! — глаза Андриевского загорелись гневом. — Вы отлично знаете им цену! Это — черные предатели. Выродки! И они не уйдут от заслуженной кары…
Реттгер несколько раз сердито щелкнул карандашом по золотому забралу рыцаря, открывая и закрывая его. Андриевский, успокаиваясь, ядовито спросил:
— Тешите себя бронированными призраками прошлого? Не помогла им броня, полковник. Наполненная костями, проеденная ржавчиной, эта броня покоится сейчас на дне нашего Чудского озера. Не поможет вам и теперь броня «тигров» и «фердинандов», нет! На нашей земле ждет вас та же участь…
Сдерживая ярость, Реттгер бросил карандаш и вышел из-за стола. Он медленно прошелся по кабинету, поглядывая на неукротимого, бешеного русского. «Что с ним делать? Повесить? Но неужели не удастся использовать его? Неужели не сломят его страх смерти, жажда жизни?…»