Прежде даже полякам бывало трудно определить, сколько примерно на авиабазе гитлеровских солдат и офицеров. Теперь же Верный Первый снабжал Аню точными данными. Число гитлеровцев колебалось от 4800 до 6000 человек, количество самолетов всех систем — от 180 до 300 в Сеще и подчиненных ей аэродромах в Брянске, Шумячах, Понятовке, Шаталове, Олсуфьеве.
Венделин хорошо знал стенографию, поэтому ему нетрудно было изобрести секретную, одному ему понятную систему скорописи. Он быстро составлял конспектные копии наиболее интересных документов и затем устно расшифровывал свои записи в присутствии Ани, которая записывала их уже на русском языке.
После первой большой бомбежки Верный сообщил Ане точные результаты потерь, понесенных Сещинской авиабазой. Аня поблагодарила его и сказала, глядя прямо в глаза, тоном обвинителя:
— Я слышала, что во время бомбежки этот ваш Байзлер носился как угорелый, вынося раненых из лазарета в бомбоубежище!
— Да, Альфред такой, Аня!
— Он спасал немцев!
— Раненых немцев, Аня! Нет, вы не хотите понять трагедию этого немца!
Пожалуй, Венделин был прав. Аня не хотела и не могла понять трагедию немца Альфреда Байзлера, когда изо дня в день сама была свидетельницей великой трагедии своего народа на самой жестокой из всех войн…
Аня Морозова не могла рисковать Верным. Она понимала: свой человек на таком бойком месте, на ключевой позиции в гитлеровском военно-воздушном районе «Москва», может быть чрезвычайно полезен для подпольной организации. И она не ошиблась. С переходом в штаб авиабазы Робличка развернулся вовсю. Когда гитлеровскому генералу, командиру какой-либо дивизии, действовавшей на фронте 4-й полевой или 2-й панцирной армии, требовалась поддержка люфтваффе, то пункт управления тактической авиации при штабе этого генерала радировал соответствующую заявку на общий командный пункт штаба армии и авиаэскадры, а тот, в свою очередь, направлял приказ на исполнение заявки на Сещинский аэродром своим эскадрильям. Часа через два после вызова пикировщики и «мессеры», экипажи которых дежурили в кабинах, вылетали на решающие фронтовые участки для поддержки наземных операций вермахта.
На Сещинский аэродром поступали еще более серьезные заявки — с общего командного пункта штаба 2-го воздушного флота и штаба группы армии «Центр». В этом случае поляков выгоняли ночью на заправку самолетов, на подвешивание бомб, и тяжелые «хейнкели» улетали в сопровождении «мессеров» на бомбежку советской столицы и других больших русских городов за фронтом.
Скромный штабной казначей обер-ефрейтор Венделин Робличка часто знал об этих заявках.