— Ты уверена, что с инспектором Робинсоном все улажено?
— Полагаю. Прошло четыре дня, а от него ни слуху ни духу.
— А пресса? Телефонные звонки?
— Интересуются скорее по инерции. Сенсация! Старушка и Норма были близкими подругами, всем известно. У нас все будет в порядке. Мы должны в это верить. Не бывало еще такого, чтобы старушка…
И тут мы вспомнили одновременно: Прелесть Шмидт.
— Откуда она появилась? — спросил я.
— Бывшая танцовщица. Анни нашла ее в «МГМ» и взяла к себе, потому что ей надоела Бернис.
— Знаю. Но кто она такая?
— Не имею ни малейшего понятия. Она и в самом деле пообещала тебе молчать?
— Да.
— Но почему она вообще развязала язык? Действительно, почему?
— По-моему, из желания как-то сблизиться со мной. Пэм просияла.
— О, Ники, какая удача! Только ты сумеешь взять ее в руки. Займись ею. Очаруй ее!
Меня охватило смущение.
— Но, Пэм…
— А почему бы нет? Старушка могла выбрать её специально для тебя. Тебе же нравились рыжеволосые.
— Но, Пэм, ты не понимаешь. Теперь совсем другое дело. В Париже…
— Ерунда, — твердо заявила Пэм. — Речь идет о жизни и смерти. Ты должен заставить Прелесть Шмидт молчать. Теперь она на твоей совести. Твоя обязанность…
В этот момент «моя обязанность» вышла из дома и направилась по тропинке. Раньше мне и в голову не приходило приглядеться к ее фигуре, и теперь только я заметил, что Прелесть удивительно хорошо сложена.
Сперва девушка увидела дядю Ганса, потом заметила нас и улыбнулась.
— Вернулась Анни, — крикнула она. — И ланч готов. Идите домой.
— Пэм, — взмолился я, — ну, пожалуйста… Я не могу. Это не этично. Это…
— Чепуха, мой дорогой, — отрезала она.
Мысль о встрече с матерью меня страшила, и я боялся войти в дом. Что-то глубоко внутри кричало, что я увижу печать Каина на ее челе. Но другая часть моего «я» возмущалась: «Как ты смеешь подозревать собственную мать? Она же дала тебе жизнь!»
Однако все обошлось, мать была такая же, как до поездки к Ронни — веселая, общительная и безупречная. Мой костюм поначалу подвергся критике, но в конце концов получил одобрение. «Ники, дорогой, разбери свои вещи», — сказала она.
Слуги, как и все остальное в этом доме, не принадлежавшие нам, боготворили мать и всячески старались ей угодить. Завтрак мог бы сделать честь самому придирчивому гурману, и я опрометчиво воздал ему должное, о чем вскоре пожалел. Мать заявила, что поскольку ни у Ронни, ни у Нормы нет родственников, мы все отправимся к Ронни и вместе с ним поедем в церковь. Увидев мое недовольное лицо. Прелесть подмигнула мне с лукавым видом.
А мать мило щебетала: