Но чем больше я думал о людях Чикаго, тем больше осознавал, что там есть нечто огромное и удивительное. Это было почти как музыка — музыка, которая не слышна ни в Нью-Йорке, ни в Бостоне, ни в Сан-Франциско, ни в Новом Орлеане.
Озеро Мичиган — океан пресной воды, самого ценного вещества на Земле.
Больше нигде во всем северном полушарии нет такой необъятной массы пресной воды, как в наших Великих озерах — нигде, кроме Азии, где находится озеро Байкал. Но оно там одно. Значит, у нас, уроженцев среднего Запада, все-таки есть общая отличительная черта. Вот вам, пожалуйста: мы родились в окружении пресной воды. Она здесь буквально повсюду — в озерах, реках, ручьях, дождевых каплях и снежных сугробах. А соленой воды, непригодной для питья, у нас нет и в помине!
В этом смысле даже мои вкусовые рецепторы настроены на волну Среднего Запада. Когда я купаюсь в океане — в Атлантическом или Тихом, без разницы, — вкус воды кажется мне совершенно неправильным, хотя если ее не глотать, она, в общем-то, и не такая противная. Не противнее куриного бульона.
А еще мы родились в окружении необозримых пространств плодородной земли, ровной, как бильярдный стол, и жирной, как шоколадный торт. Средний Запад — не голая пустошь.
Я родился в 1922 году, через сто с небольшим лет после того, как Индиана стала девятнадцатым штатом Союза. Уже тогда на Среднем Западе было достаточно больших городов со своими симфоническими оркестрами, библиотеками и музеями, высшими учебными заведениями, музыкальными и художественными школами — и все это напоминало Австро-венгерскую империю незадолго до Первой мировой войны. Можно сказать, что Чикаго был нашей Веной, Индианаполис — нашей Прагой, Цинциннати — нашим Будапештом, а Кливленд — нашим Бухарестом.
Когда ты с самого детства живешь в таком городе, то подобные культурно-просветительные учреждения воспринимаются так же обыденно, как полицейские участки или пожарные станции. Не удивительно, что в таком окружении молодые ребята мечтали о том, что, когда они вырастут, они обязательно станут художниками или интеллектуалами — если уж не пожарными и полицейскими. Я тоже об этом мечтал.
Эти провинциальные столицы, как их тогда называли в Европе, были восхитительно самодостаточны в отношении изящных искусств. Иногда к нам на ужин приходил дирижер Индианаполисского симфонического оркестра. У нас часто бывали и местные знаменитости: писатели, художники и архитекторы — сослуживцы отца.
Играть на кларнете меня учил первый кларнетист нашего симфонического оркестра. Помню, на одном из концертов, когда оркестр исполнял торжественную увертюру Чайковского «1812 год», полицейский за сценой стрелял холостыми патронами в пустой мусорный бак — изображал пушечную канонаду. Я знал этого полицейского. Он иногда регулировал движение у пешеходного перехода напротив школы № 43, моей родной школы, школы имени Джеймса Уиткома Райли.