— С Рождеством вас всех! — хрипло ревет Санта-Клаус, и его тяжелые черные ботинки грохочут вниз по лестнице.
Уилли из объятий материнских вывернулся. Бросился к Берни — отец всяко лучше защитит.
Внизу лестницы Санта-Клаус на перила облокотился. Борода — из ваты, а из-под белых усов сигара торчит. Заплывшие глазки хитро косят, перебегают по лицам приглашенных. Толстый этот Санта-Клаус, и лицо — бледное, отечное. А перегаром от него так и разит.
— Вот сей момент приперся из собственной мастерской на Северном полюсе, — сообщает этак с вызовом. — Чё тут, никто даже и не поздоровается с самим святым Ником?
Родители, что в комнате сидели, так и зашикали на детишек, сидевших, ровно каменные, — давайте, мол.
— Громче уже! — ревет Санта. — Не в мертвецкой сидим.
И пальцем-сосиской на Ричарда Пуллмана кажет:
— Ты, сынок, хорошим пацаном был, точно?
Мистер Пуллман сынишку стиснул, точно волынщик — инструмент свой.
— Да-а! — взвизгнул Ричард.
— Без базара? — спрашивает Санта подозрительно. — С папой-мамой не борзел?
— Не-ет! — кричит Ричард.
— Лады, — говорит Санта. — Прикинь, может, я тебе электрическую железную дорогу привез. А может, и нет.
Порылся он в груде разноцветных свертков под огромной елкой.
— Куда ж я задевал эту гребаную железную дорогу, а? — а после вдруг нашел сверток, на котором имя Ричарда было написано. — Ну, чё, — хочешь?
— Ага, — шепчет Ричард.
— Ну, тогда и веди себя так, чтоб я это понял! — ворчит Санта.
Малыш Ричард, бедняга, только слюну сглотнул.
— Ты, пацан, прикинь вообще, сколько эта дорога стоит? — говорит Санта. — Сто двадцать четыре бакса с мелочью! — Выдерживает драматическую паузу. — И это — ежели только оптом брать.
Наклонился он над Ричардом:
— Ну, сынок, скажи теперь спасибо!
Мистер Пуллман снова бока Ричарда сжал.
— Спа-асибо, — протянул Ричард.
— Да уж точно «спасибо», без базара, — ухмыльнулся Санта с этаким горьким сарказмом. — Со своего старика ты железную дорогу за сто двадцать четыре пятьдесят хрен когда получишь, век свободы не видать. Слышь, пацан, я те вот чё скажу: кабы не я, папаша твой по сей день не знал бы, как за больничные счета расплатиться и чем кредиты отдавать. Я так понимаю, это здесь все помнят.
Мистер Пуллман зашептал что-то сынишке.
— Чё за хрень такая? — спрашивает Санта. — Ну, пацан, говори — чё тебе твой папаша шепнул?
— Папа сказал: «Камень ударит, а злое слово — так пролетит», — похоже, Ричарду было неловко за отцовы высказывания. Не говоря уж про миссис Пуллман, — она так устыдилась, что только воздух ртом хватать могла.
— Ха! — ухмыльнулся Санта. — Мощно сказано. Башку об заклад поставлю — он эту фразочку раз десять на дню изрекает, не меньше. Ну ладно, — а вот чё он про Большого Ника дома болтает, а? Давай, Ричард, — ты с самим Санта-Клаусом базаришь, а у меня там, на Северном полюсе, особая книжка заныкана — про детишек, которые неправду говорят. Так и чё твой папашка по-настоящему думает про Большого Ника?