Пока она смотрела, в арку вкатилась белая машина и засигналила. Вышли двое парней, похожих друг на друга буквально всем. Один закричал, глядя в Ритины окна:
– Алеша! Алеша! Алеша!
Она тоже стала смотреть себе в окна, как не на свои. По лестнице она предусмотрительно бежала как можно скорее под вскрики снизу: «Алеша, Алеша…» и сигналы: «Там-там-там-там-там»… «Такие примитивные, – подумала она про сигналы, – все ими сигналят, и все на них выглядывают».
Отчего-то Алеше не жилось в своем жилище, он находил причины вырываться из него, как на волю… Без перерыва, целую неделю жил он здесь только раз, когда привел вместе с двумя товарищами еще одного немолодого мужчину. «Это гость», – представил он без имени и фамилии, поселил его в дальней комнате. Постельное белье не принял от Риты, и она встречалась с незнакомцем, только когда кормила, в кухне. «Гость» всегда молчал и затвердевшим взглядом смотрел в окно. Через пять дней он вдруг бросился в это окно и по не очень широким архитектурным портикам побежал мимо всех комнат, пугая голубей и жильцов, и выбрался в подъездное окно на лестницу.
– Сбежал! – закричал один из товарищей Алеши, все выдав Рите этим вскриком. Его бросились догонять, но прошло уже много лет, но он не нашелся. Тогда Рита узнала, что мужчина был заложником и что иногда его беззвучно били – после побега она отмывала ту комнату и нашла немного крови.
Алеша сказал:
– Как он не сорвался? А если б он упал? Не знаю, что сказать соседу. Он пробежал мимо его окна.
– Даже коты не ходят по этим портикам – не рискуют, – сказала Рита.
В этой квартире происходило много горя – Рита раскрывала сундуки и находила вещи живших когда-то давно здесь женщин, фотографии их красивых лиц валялись по оцарапанным коробкам, никому не нужные, чтобы не вспоминать. И вот теперь очередь дошла до нее – она была поселена в этой старой квартире вместо всех этих уставших и умерших женщин, чтобы любить Алешу вместо них. Одна из них, самая красивая и молодая, приснилась Рите: пройдя сквозь слой земли, она оказалась с ней лицом к лицу – на маленькой кухне с ярким электрическим освещением. Обойдя Риту, женщина с несчастливым взглядом обняла ее за плечи крепко-крепко, навалившись сзади. Что она сказала, Рите было не дано запомнить, но, вернувшись наверх, опять пропуская слой земли перед глазами, она была уже в некой эстафете – и принята.
Закрывшись на несколько засовов, она вспомнила, как совсем недавно еще приняла на свой счет одну бегущую женщину. Дело было так. Рано-рано утром, в девять часов, а это было рано для Риты, она ехала в такси. Вдруг все впереди едущие машины стали тормозить, сигналить, потом очередь дошла и до Риты – посмотреть, что же там случилось. Ярко светило солнце, было холодновато, все ходили уже в плащах, а тут бежала женщина, лет тридцати. Бежала неумело, как уточка, раскачиваясь и размахивая руками, никуда не оглядываясь, босая, с голыми белыми ногами, не худыми и не толстыми, а такими женскими, одетая в одну только коротенькую сорочку – все было у нее напоказ, потому что бежала она и без трусов и вообще без всего, только в белой расстегнутой распашонке. Как она оказалась на этой улице, там и домов поблизости не было, да еще на таком подробном солнце?