Только ротмистр, подняв под самую папаху крутые, барские плечи, размеренным, спокойным шагом шел уже к выходу.
«Обернется или нет?» — гадал я, пытаясь не упустить его из виду.
Ротмистр не обернулся.
— Действительно, у него железный затылок! — вслух произнес я, вздохнул и вошел в вагон.
За окном бежали последние строения засыпанного снегом Харькова…
— Выходите, господин поручик! Дальше мы не поедем! Молодой вольноопределяющийся бронепоезда «Россия» натянул рукавицы и глубоко, по уши надвинул папаху.
— Что, разве уже Льгов?
— Льгов сдан, господин поручик. Еще вчера. Холодный ветер ударил по лицу и на минуту смял мое дыхание.
— А что за станция? — спросил я, пытаясь встать спиной к ветру.
— А черт ее разберет!..
Я поднял голову, но надпись станции была занесена снегом.
* * *
— А, здорово!.. Идите, идите сюда!.. На станции, в дверях телеграфного помещения стоял поручик Ауэ, наш ротный.
— Я говорил… — ротный пошел мне навстречу. — Я же говорил, — кто-кто а вы вернетесь. Потому — немец: долг и прочее… «Deutschland uber alles!»[1]…- И, засмеявшись, он крепко пожал мне руку. — Ну, идемте… Представляться Туркулу не стоит… Запекут еще в офицерскую!.. Эй, Ефим!..
В телеграфной было накурено. Портреты генералов Маркова и Алексеева, повешенные на стене «осважниками», казались отпечатанными на голубой бумаге.
— Вот, капитан, взводный второго взвода, — представил меня ротный своему новому помощнику, сухому, черному штабс-капитану, с усами, длинными как вожжи.
— Штабс-капитан Карнаоппулло, — приподнялся тот, потом вновь сел, достал из кармана карамель и стал сосать ее, разглаживая усы двумя пальцами.
Поручик Ауэ собрал со стола игральные карты.
— Ефим, чаю! Да шевелись же, холуй соннорылый! Барбос!..
* * *
В чай Ефим подлил рому.
— Льгов сдан, — рассказывал ротный, подняв из-под козырька бело-малиновой фуражки холодные, энергичные глаза. — Ничего не поделаешь… Ни-че-го!..
Он задумался и долго грыз мундштук пожелтевшей папиросы.
— Кстати, вы в тылу ничего не слыхали? Нет?.. Говорят, Буденный занял Касторную и бьет всей нашей армии в глубокий тыл — на Валуйки и Харьков. Не слыхали?.. Чем же объяснить наш отход без настоящего, черт дери, поражения?.. Эх, поручик, поручик! Что это, донцы подкачали? Или Махно силы точит?.. — И вдруг, выплюнув разжеванный мундштук, он ударил по столу кулаком. — Черт! А очередные задачи?.. Знаете, что у нас теперь за очередные задачи? Не растерять отступающих полков. Только!.. Связи — никакой. Корниловцы? Марковцы?.. Кого черта корниловцы и марковцы, когда мы не знаем даже, где наши второй и третий полки!.. Как вы нашли нас, поручик?