Чарлз нежно обнял за плечи своего старшего друга:
– Никто в целом мире, кроме вас, дорогой Генсло, не стал бы столько возиться с тысячами экспонатов.
– У меня в семье пятеро детей, – отвечал Генсло, за нарочитой резкостью тона пряча свои истинные чувства. – Почему бы мне не завести и шестого?
Эразм радостно приветствовал брата в своих лондонских апартаментах на Грейт Мальборо-стрит, 43. Чарлза поразил район, в котором он очутился: в городе редко где можно было встретить столь же колоритное и хаотичное нагромождение домов, улиц, пересекавших друг друга под немыслимыми углами, лавок и контор, выкрашенных в яркие, почти кричащие цвета.
– Ясно, это квартал богемы! – воскликнул он. Даже люди на улицах выглядели тут по-иному, а их одежда ничем не напоминала стиль уравновешенных и добропорядочных британских бизнесменов. Это были, скорее, цыгане лондонского общества, и среди них живописцы в плисовых брюках и пиджаках, напомнивших ему Огаста Эрла. Писатели, актеры – все они, собравшись группками, оживленно переговаривались, жестикулировали или слонялись без дела с беззаботным видом.
"Рас умудрился найти колонию вольных художников всего в двух шагах от Оксфорд-Сёркус и совсем рядом с дорогими особняками Кавендиш-сквера", подумал Чарлз.
Братья шумно обнялись – это была их первая встреча после пятилетней разлуки. Затем, отступив на шаг, принялись критически рассматривать друг друга в поисках следов, оставленных временем.
– Господи, до чего ж ты раздался в плечах! И форма головы другая. Или, может, это лицо так округлилось? А глаза, боже милостивый! Когда я в последний раз в них глядел, то видел там разве что Фэнни Оуэн или только что подстреленную тобой куропатку. А теперь в них светятся, как бы это сказать, знание, честолюбие, планы?..
– Работа, дорогой мой Рас. Ею забиты и мои глаза, и моя голова. Но дай-ка мне как следует посмотреть на тебя: пряди уже не так спадают на чело, но все равно ты такой же неотразимый повеса, каким был. А что ты, собственно, делаешь в халате – в час дня?
– Наслаждаюсь жизнью и позволяю ей наслаждаться мною. Представь себе, жить в свое удовольствие, то есть бездельничать, как принято выражаться, самое хлопотливое дело на свете. У меня нет ни жены, ни любовницы, ни детей, ни какой-нибудь другой обязанности, кроме как быть одетым к вечернему чаю, когда в дом начинают сходиться мои друзья. Сегодня ты встретишься с Томасом Карлейлем и его женой Джейн, Хэрриет Мартино, самой модной писательницей в Лондоне, Сиднеем Смитом, богословом и одним из остроумнейших людей…