– Ты сегодня чертовски красив! Пожалуйста, оденься так же и для моих гостей, которых ты, будучи занят, так и не удостоил пока что своим присутствием.
– Как-нибудь в другое время, Рас. А сейчас я должен встречаться с великими учеными мужами. Мне позарез нужна помощь, чтобы привести в порядок свою коллекцию.
До небольшого трехэтажного кирпичного дома, который снимали Лайели, идти было недалеко: он находился возле Блумзбери-сквер, в отнюдь не фешенебельном районе. Ученые, коллеги Лайеля, недоумевали, с какой стати он, выходец из богатой семьи, и его жена Мэри, дочь богатого купца из Эдинбурга, предпочитают столь скромный образ жизни, не держат ни лошадей, ни экипажа, ни многочисленной прислуги.
Замешкавшись у парадного входа, Чарлз постучал дверным молотком – и тут же на пороге выросла фигура Лайеля.
– Мой дорогой Дарвин, какое удовольствие видеть вас! Я так ждал вашего возвращения! Заходите же. Разрешите представить вам мою жену Мэри. Она ведает всей моей корреспонденцией, как вы, вероятно, уже заметили, когда получили вчера нашу записку.
Лайель провел Чарлза в большую гостиную. Она была обставлена мебелью из его прежней холостяцкой квартиры в Рэймонде и частично – той, что подарил его тесть, Леонард Хорнер. Это делало комнату чем-то вроде мебельного склада, но Лайели не слишком-то заботились о том, чтобы произвести впечатление. Стены были только что заново оклеены обоями и выглядели совсем свежими.
– Чудесное место, много воздуха – и настолько близко от Соммерсет-Хауса и "Атенеума", насколько позволяет мне мой кошелек.
Чарлз приглядывался к хозяину. Длинноногий человек лет сорока. Широкие длинные бакенбарды, спускавшиеся почти к самым уголкам рта, тщательно выбритое лицо и гладкий подбородок; уже начинающая лысеть крупная голова, седина на висках. Глаза Лайеля плохо видели, но зато каждому, кто смотрел в них, становилось хорошо на душе, столь тепел был их взгляд. Резко выдающийся греческий нос, четко очерченный тонкий нервный рот. У Мэри Хорнер Лайель была голова патрицианки, идеальная кожа, высокая грудь, роскошные каштановые волосы, которые она зачесывала назад, оставляя открытыми только мочки ушей с жемчужными сережками. Она указала Чарлзу на кресло напротив Лайеля, сидевшего за столом, заваленным книгами и бумагами, и спросила, какое шерри онпредпочитает: сладкое или сухое. Четыре года назад, когда она выходила за Лайеля, ей было всего двадцать три. За это время она стала и его неизменной спутницей в поездках по Франции и Германии, куда они отправлялись в геологические экспедиции, и его секретарем, писавшим под диктовку, чтобы сберечь зрение мужа для чтения книг.