Алексеев улыбнулся.
— Не ждал от вас… про котят. Мне почему-то казалось, что у вас в доме даже домашние любимцы — стальные и дульнозарядные.
— А кошки как раз дульнозарядные… Ртом едят. И очень часто — серенькие. И вообще — мама немка, я тоже немка наполовину… Марте и Берте можно быть сентиментальными! А деловая хватка у меня от отца. Испанская практичность. Вот, кстати, о практичности: давайте сюда венок. Да, вам он больше не нужен, я запрещаю вам топить котят, слышите? Зато мне он очень пригодится. Зачем? Не скажу! Мучайтесь неизвестностью, сударь…
Увы, разговор скоро пришлось окончить: у него остались дела на корабле, у нее — на заводе. Мальчишка… Вот только он ей нравится. Именно таким — нахальным, непредсказуемым и чуточку застенчивым. А значит, пусть таким и остается! А недоплетенный венок… куда бы его деть? Руки колет даже сквозь перчатки!
Вечернее дыхание моря — в сторону берега. Элементарная физика: воздух над сушей за день прогревается сильней, чем над океаном, — вот и уходит наверх, а ему на смену торопится морской, холодный. Потому парусники, что еще решаются на прорыв блокады, появляются в гавани после заката и уходят — в рассвет. Это маленькие плоскодонные кораблики, обычно шхуны, совершенно невзрачные, зато Юг может их строить десятками — леса довольно, дерево вниз по реке плывет само. Их было бы больше — но на верфях не хватает рабочих рук. Большая часть суденышек сумеет сделать до конфискации хотя бы один рейс — и окупить не только свою постройку, но и работу над теми шхунами, которым не повезет сразу.
Потери в экипажах? Только те, что первым рейсом не добираются до испанской Кубы, датских Виргинских островов, голландской Гвианы. Там парусник немедля меняет флаг, а моряки и капитаны превращаются — вот какие чудеса творит круглая печать! — в испанцев, датчан и голландцев. В плен брать нельзя. А корабль… В Чарлстоне ждет новый!
Даже клотики мачт этих трудяг ниже, чем трубы самых маленьких броненосцев, а уж за казематом «Александра Невского» их может спрятаться сразу несколько.
Однако в то утро рассвет окрасил нежным пурпуром паруса совсем иного корабля. На батареях дар речи потеряли, когда увидели, как среди тихого плеска волн и шепота утреннего бриза, оставив за спиной отставшую погоню, мимо могучих фортов идет красавец, рядом с которым давешние русские фрегаты — неуклюжие карлики.
Большой клипер. Один из первых последних, как это ни странно звучит. Парусник, который — пока — экономически эффективнее пароходов. Выжиматель ветра, винджаммер. Не быстроходная скорлупка, бегающая за чаем, — большой, солидный корабль, приспособленный к доставке внушительных количеств груза. Эти корабли успеют стать стальными гигантами, втрое больше «Невского», их парусами будут управлять вспомогательные машины, их экипаж снизится до нескольких человек… Они будут пенить воды еще десятилетия, заняв нишу перевозок на дальние расстояния — такие, что пароходам не хватит угля в ямах. Высшая точка развития, непреходящая слава. Прощание парусов с морем.