Вечером он позвонил Андрею.
— Ну, что, Андрюш, как там дела?
— Все о, кей, Савелий Савельевич. — Его мы вычислили. Квартиру поставить на прослушку тоже удалось, потому, что утром он вышел из нее вместе с женой и ребенком. Мы потом позвонили, но дверь нам никто не открыл, так что, жучок на месте.
— И что? Узнали что-нибудь новое?
— А то как же!
— Ну, не тяни!
— Он в этом деле не основной, Савелий Савельевич. Он исполнитель.
— Как выяснили?
— Он созванивался с заказчиком, возможно, что тот даже, его друг.
— Ну, и?
— Они разговаривали о последней сумме, и о Вашем сомнении насчет нее. Сегодня решили Вам не звонить, хотят повременить дня два — три.
— Ладно, пусть повременят. Мне не к спеху!
— Так, мы, что их, то есть его на встрече брать будем?
— Конечно! Чего зря суетиться? Никуда он не денется! Хотя, послушайте их разговоры за эти дни, может там что-то изменится, как знать!
Они отправились на прием. Савелий Савельевич в дорогом темно-синем костюме от Кутюрье, а Нюрка в белом вечернем платье, с глубоким вырезом на груди и спине, и в накинутом на плечи манто из стриженой белой норки. Савелий Савельевич только что забрал ее из салона, где ей сделали великолепную прическу, а также макияж, маникюр и педикюр. Савелий Савельевич окинул ее восхищенным взглядом.
— Ну, как я? — напросилась Нюрка на комплимент, хотя заранее прочла по его восхищенному взгляду ответ на свой вопрос.
— Богиня, сошедшая с Олимпа! — сказал Савелий Савельевич, и, взяв ее под руку, повел к машине.
Нюрка долго усаживалась на сидение, расправляя подол своего длинного платья, как можно тщательней, чтобы на нем не осталось складок, и только после того, как ей удалось с этим справиться, шофер тронулся в путь.
Они приехали в ресторан одними из первых. Там находились пока только двое партнеров Савелия Савельевича, — Прусаков Павел, — сороколетний мужчина приятной наружности со своей португальской женой Камиллой, совсем еще молоденькой девушкой, лет восемнадцати, и Валерий Дмитриевич Гаращенко, — ровесник Савелия с женой Альбиной. Альбине, правда, было уже около пятидесяти, но Нюрка не называла ее по имени отчеству. Они как-то быстро сошлись с этой женщиной после знакомства, и, не смотря на разницу в возрасте, стали хорошими подругами, потому и обращались друг к другу без всяких церемоний. Камилла тоже называла жену Гаращенко Альбиной сразу же, после знакомства, со дня их с Павлом свадьбы. Может потому, что ее так называла Нюрка, а может и потому, что ей, иностранке, было недосуг разбираться в тонкостях русских традиционных имен и положенных к ним отчеств в обращении к более старшему поколению.