— Я слыхал, — перебил Ефрем, — будто вам проделки фаэтовцев мешают жить.
— Кто его знает. Говорят, что Желтый Дьявол угрожает захватить наши почвы. Однако мы заговорились… Я хотел просто тебе сказать, что Аграгосу пушки не нужны, они ему навязаны…
— Однако ж у него их не отберешь!..
— О, Ефрем Иванович! Вижу, ты главного в Аграгосе не повидал. Вот побываешь в Дынхее — все поймешь.
Ефрем махнул рукой.
— А я и так уже все понимаю. Жизнь в этой вашей стране убога и несправедлива. И вот в Джин-Джоне, мне сказали, оружие два брата друг на друга заготовили.
— В Джин-Джоне? Это где?
— В Пустыне. Два братца вооружились, что говорится, до зубов. На пороховых бочках спят.
— А кто их кормит?
— Сами кормятся. Прежде овец разводили, а ныне ворон.
— Зачем им вороны?
— На мясо. Чем, думаешь, нас кормят?
— Говорят, фаэтовской курятиной.
— Как же — курятиной! Я тоже, дурак, верил. Обычная ворона в соусе.
Китаец взял в руки банку из-под тушенки.
— Но мы ели, слава богу, свинину.
— Кто его знает. Может, это суслики в маргарине. В пустынях, знаешь, много сусликов. — Ефрем поднялся. — Ладно. Живы будем — не помрем. Айда вкалывать. — Он положил в сумку пустую банку, чтоб не засорять поле. — Скажу тебе так… Сам я не глуп, но ты голова!.. Как же можно с умом-то без настоящего дела жить?
У китайца повлажнели глаза. Он тоже поднялся. Не ответив, оглядел все поле.
— До конца рабочего дня еще часов пять, Ефрем Иванович. Сколько же мы напашем?.. Будет Гонхей! Будет.
Гостиница Гонхей — это то место в городе, возле которого останавливаются все синие автобусы и от которого начинаются. И, надо сказать, высокое городское начальство позаботилось о том, чтоб людям было где ожидать транспорт. На конечных остановках десяти маршрутов, — их расположили слева от гостиницы, — непременно имелись навесы и скамьи под ними, выкрашенные, конечно, в синий цвет. Вообще на площади все было синим и гостиница синей; тут возле нее стояли полицейские — кто с дубинками, кто с регулировочными жезлами.
Ефрем, прибывший утром в Гонхей на попутной машине, случайно обнаружил своих друзей на конечной автобусной остановке маршрута. Все четверо одиноко сидели под навесом на синей лавке, прижавшись друг к другу. Пустые рюкзаки лежали у них на коленях.
Он побежал, пересекая оставшуюся часть площади, но полицейский свисток остановил его, потребовал вернуться на пешеходную дорожку.
Первым его увидел Маратик.
— Дядя Ефрем! Дядя Ефрем! Ура!
Утяев вскочил и бросился навстречу. Просияло Асино лицо.
Людмила Петровна поняла, что происходит, лишь когда Ефрем оказался рядом.