Доспехи были закрыты. Когда я заставил себя подойти поближе (мой каждый нерв требовал, чтобы я со всех ног бросился прочь оттуда), я увидел, что там, где лезвие меча входило острием в постамент, торчит ржавый кинжал, заткнувший прорезь и мешающий работе механизма. Между пластинами доспехов застрял обрывок сизо-серой ткани — такой мог оторваться от подола женского платья — вроде того, в каком была Нелл в тот день, когда мы с ней виделись неделю тому назад. Ткань обуглилась там, где ее край исчезал за пластинами доспехов.
Я стоял, как к месту пригвожденный, вспоминая о той новости из Чалфорда о единственной яркой вспышке, осветившей все небо над Монашьим лесом в ночь на воскресенье, и не отрывал глаз от обрывка ткани, пока не разглядел, что платье застряло в доспехах снаружи. В тени за доспехами валялся маленький, украшенный драгоценными камнями пистолет, каким могла бы пользоваться женщина.
В оконное стекло над моей головой застучали капли дождя. Я опустил пистолет в карман, наклонился — высвободить кинжал из прорези, а затем, содрогаясь, словно я брался за ядовитую змею, взялся за рукоять меча.
Меня с головы до ног поглотила серая бесформенная масса, что-то ударило меня по ноге и отскочило, вскипая вокруг грубым серым облаком, наполнив мой рот и нос запахом пепла; пепел заскрипел на зубах. В волосах у меня и на одежде — всюду был пепел, а когда облако осело, я увидел, что мои ступни окружены мелкими и более крупными осколками сероватых костей; среди этих осколков поблескивали крохотные крупинки золота (одна все еще заполняла остаток зуба), да еще золотая оболочка злосчастной печатки-сфинкса, почерневшей и потерявшей форму, но все-таки узнаваемой, вплавилась в цилиндрик треснувшей кости.
Не помню, чтобы я подумал: «Это сделала Нелл». Я более не чувствовал страха, я больше вообще ничего не чувствовал. Я оцепенело пошел назад, через библиотеку и кабинет, спустился по парадной лестнице в холл, к парадной двери, которую открыл, отодвинув засов и отперев замок, и вышел из дома.
Дождь более или менее утих. Мой пони терпеливо ждал, низко свесив голову. Самая мысль о предстоящей встрече с Роупером была непереносима: мне хотелось лишь попасть домой и съежиться у камина, пока не настанет время лечь спать, чтобы больше никогда не просыпаться. Я залез в боковой карман сюртука и вытащил пистолет — одноствольный дерринджер длиною не более пяти дюймов. «…Но этого хватит… он сослужит свою службу…» Я взвел курок, поднял пистолет, по-прежнему не сознавая, что намереваюсь сделать, и прижал холодное дуло к виску, с каким-то отстраненным любопытством подумав: «Интересно, что я почувствую?» Движение руки заставило меня осознать, что какой-то предмет упирается мне в грудь, — это оказался угол пакета в грудном кармане.