— Ну, милая моя, ты в самом деле уже хватаешься за соломинку; поосторожнее, не то у тебя начнутся ночные кошмары. Люди не могут бесследно растворяться в воздухе. Каким бы зловещим ни представлялось все это дело с доспехами, многие ученые в наши дни занимаются подобными же разысканиями, например, Общество психических исследований, и без сколько-нибудь очевидных дурных последствий. А что касается настояний Магнуса, чтобы Нелл поехала с ним в Раксфорд-Холл, то я опять-таки напомню тебе, что у нас имеется только ее версия этих событий. Тебе не следует позволять собственному воображению уносить тебя в заоблачные дали. Мистер Монтегю был глубоко неправ, послав тебе эти документы: строго говоря, мы обязаны передать их в полицию.
— Но дядя, вы же обещали!
— Я знаю. Я и не предлагаю это сделать: это превратило бы нашу с тобой жизнь в сущий цирк. Однако ты должна понимать, что, храня молчание, мы утаиваем улики, относящиеся к делу об убийстве. Если мистер Монтегю действительно утонился, то несомненно вот почему: он отдал в твои руки не только свое доброе имя, но и свою жизнь… если только его здоровье не было значительно хуже, чем его письмо позволяет думать.
— Боюсь, что это так, — сказала я, вспомнив мертвенно-серый цвет его лица. За окном уже стояла непроглядная тьма. Я поднялась и задернула занавеси, вздрогнув от холода, тянувшего от оконных стекол, и помешала угли в камине.
— Самое лучшее, что ты можешь сделать с этими бумагами, — произнес мой дядя, когда я занималась камином, — это бросить их в огонь.
— Но дядя, — воскликнула я, — я ни за что и никогда не могла бы этого сделать! Я в долгу перед памятью мистера Монтегю: я должна выяснить, что на самом деле произошло в Раксфорд-Холле… — Я сама не осознавала, что испытываю такое чувство, пока не услышала, как произношу эти слова, — …и что стало с Нелл; да кроме того, я никогда не могла бы уничтожить ее дневники, ведь это могут быть дневники… — Я резко остановилась, увидев выражение тревоги на лице дяди. Он поднял руки, изображая молчаливое отчаяние, и я более ничего не говорила о Раксфордской Тайне, пока назавтра, с утренней почтой, не пришло письмо, пересланное мне мистером Крейком.
18 Прайори-роуд Кланам, 10В
25 янв. 1889
Уполномоченным поверенным в делах Монтегю и Крейку Уэнтворт-роуд, Олдебург для передачи мисс К.М. Лэнгтон.
Дорогая мисс Лэнгтон!
Очень прошу простить это обращение к Вам совершенно незнакомого человека. Имя мое — Эдвин Риз, я единственный сын покойного Годвина Риза, доктора медицины. Мой отец был личным врачом Дайаны Брайант, скончавшейся в Раксфорд-Холле осенью 1868 года. Он выписал свидетельство о смерти в результате остановки сердца и, несмотря на отсутствие доказательств противного, разорился вследствие развернувшейся затем кампании слухов и инсинуаций. Зимой 1870 года, сломленный духовно и телесно, он покончил с собой.