Аполлон спросил у извозчика, есть ли с ярмарки другой выход. Извозчик ответил, что — нет. Тогда Аполлон велел остановиться в этом месте и поджидал, не выходя из возка.
Нетерпение увидеть вновь женщину, заинтриговавшую его при прошлой мимолетной встрече, было столь велико, что Аполлон даже удивлялся самому себе; он думать не думал об этой стороне его натуры, а оказалось: в нем может однажды пробудиться такая сильная, почти неодолимая. Через полчаса упорство Аполлона было вознаграждено. Красавица и служанка вышли с ярмарки, взяли возок и поехали на Васильевский. Аполлон (хоть и знал, что поступок его не достоин благородного человека) проследил женщин до самого крыльца и запомнил дом. Это был трехэтажный дом за красивой чугунной оградой с вензелями и острыми навершиями. Но это не был дом графа Н.
Зачем Аполлон следил за Милодорой — он и сам не знал. Он поддался велению души; он хотел видеть — видеть эту женщину... Красота ее и стать ласкали ему взор. Он не был с ней знаком, он даже не перекинулся с ней парой фраз и не знал, какая она; его не смущало, что в обществе ходят о ней какие-то толки, и общество отвращается от нее (пожалуй, наоборот: дурное расположение такого... общества могло служить доброй рекомендацией — сие истина, понятная человеку даже с небольшим жизненным опытом)... Что бы там о Милодоре ни говорили у нее за спиной, а прекрасное лицо ее все-таки было лицом добродетели. Аполлон же относился к тем, кто более верит зрению, нежели слуху, кто, прежде чем внять кривотолкам, спешит составить собственное твердое мнение... Аполлону было хорошо, когда он видел эту женщину: на сердце становилось высоко, тепло и чисто... И ощущение этой чистоты хотелось испытать вновь и вновь.
Потом, когда, вернувшись в имение, он думал о ней, то с удивлением замечал, что его не тянет более к переводам, которыми он жил и которые исполнял с удовольствием до сих пор. И если он еще переводил что-то, то лишь потому, что обещал издателю и тот рассчитывал на него. Аполлон спрашивал сам себя: зачем стремиться создавать совершенное, если совершенство уже есть, представлено в виде этой несравненной женщины?.. Не проще ли приблизиться к совершенному и смиренно поклоняться ему?..
Постепенно жизнь Аполлона стала сущим кошмаром. Он, человек сильный, могущий всегда справиться с собственными чувствами, вдруг понял, что слаб — слаб перед этим наваждением, перед этим прекрасным образом, перед влечением к нему. Аполлон едва не заболел в тщетных стараниях укрепить свое сердце, но природа его была сильнее. То, что он именовал слабостью, возможно, и не было слабостью. Возможно, пришло для него время любви. И это время столь роковым образом совпало с видением (разве можно было назвать это как-то иначе?) незнакомки. А в произошедшей встрече на масленицу угадывалась игра весьма искушенной в интригах дамы, именуемой Судьбой...