На все это благоухающее неожиданное великолепие Милодора смотрела с изумлением, не веря зрению.
На стенах номера были развешаны картины — | сплошь гастрономические сюжеты. За чисто вымытым окном виднелся уютный ухоженный скверик — несколько молоденьких деревьев и кусты. Стояли вокруг стола мягкие стулья, обтянутые розовым шелком, а возле изразцовой печи висело большое зеркало в раме красного дерева.
Мучаясь сомнением, наяву ли все это видит, Милодора оглянулась на Карнизова. Тот придал лицу выражение удивления и даже некоторой растерянности.
Милодора устремилась было к зеркалу, но поручик перехватил ее за локоть (пожалуй, хорошо, что Милодора не успела дойти до зеркала и увидеть свое отражение; то, что она увидела бы, — какая она стала, — не прибавило бы ей настроения и бодрости).
Карнизов сказал:
— Я, кажется, ошибся, сударыня. Мы с вами вошли не в тот номер... У нашего начальника именины, видите ли...
И он вывел Милодору в коридор. А у нее кружилась голова, и была Милодора бледна, вокруг глаз залегли тени — в полутемном коридоре это было особенно заметно. Невдалеке прохаживался по коридору солдат с обнаженной саблей. Это был тот — седоусый, мрачный...
У Милодоры вдруг зашумело в ушах, и слабость едва не подкосила ноги. Милодора оперлась рукой о стену.
— Вам дурно, сударыня? — поручик открывал в это время дверь номера второго. — Ничего! Это бывает иногда с нашими... э-э... постояльцами... Сейчас, сейчас...
Поручик был так любезен, что поддержал Милодору.
В номере усадил ее на стул, а сам занял свое обычное место. И мгновенно преобразился: любезность бесследно исчезла с лица...
Теперь на Милодору смотрела хищная птица.
— Вы, надеюсь, понимаете, сударыня, что я не ошибся только что номером. Я просто показал, насколько мог бы быть гостеприимен с вами, пойди вы мне навстречу... Я мог бы разрешить вам регулярные прогулки, хотя бы в этом сквере, — он оглянулся на окно, — или мы с вами погуляли бы в Летнем саду — там такие фонтаны сейчас, такие чудные дорожки, посыпанные песком!., мог бы приглашать к вам время от времени священника для возвышенных бесед, мог бы даже свозить вас в оперу, так вами любимую...
— Понимаю... — едва пошевелила Милодора бледными губами.
— Вы ни дьявола не понимаете, — сузил глаза Карнизов. — Вы ни в грош не ставите свою жизнь. А между тем еще месяц-два — и вас вывезут отсюда на кладбище.
Милодора закрыла глаза, будто пыталась справиться со слезами:
— Моя жизнь с самого начала как-то не удалась...
— Самое время переломить неудавшееся, — со значительным видом заметил поручик.