Мельников поперхнулся, но все-таки выдавил банальную фразу, которая в Германии катила на все случаи жизни:
— Фройлян, я выполнял свой долг…
Девушка присмотрелась — и вдруг напряглась, как кошка перед прыжком.
— Можно я вас поцелую?
Не дождавшись ответа, она прыгнула на грудь Мельникова. Ее губы пахли ячменным кофе, которое теперь пили немцы — за неимением другого. Пока девушка висела у него не шее, Сергей провел руками по ее платью. Одни кости… Девушка, почувствовав его руки, прижалась еще крепче, но потом отскочила, как мячик.
— До свиданья, я уверена — мы еще встретимся!
— Все, инцидент исчерпан! Все остальное решат те, кому положено. А мы — едем! — скомандовал Еляков.
Они выехали за городскую черту и вкатились во двор особняка. Это было двухэтажное здание, не пострадавшее от боев. Все, как и положено, — перед фасадом — клумбочки с цветочками (когда хозяева успели их посадить?), все окна — чистенькие, а перед входом их встречала милая седая фрау в белом переднике.
— Добро пожаловать, господа офицеры!
Они прошли по широкой дубовой лестнице в большой зал. За огромным столом уже сидели Копелян и шофер.
— Господа офицеры! Ваш ужин!
Женщина, встречавшая их на входе, теперь подавала некое блюдо — оно, конечно, было изготовлено из обычных американских консервов, которые отдал хозяйке водитель, — но изготовлено было как-то хитро… Запах стоял до неба.
— Господа офицеры не хотят вина?
Мельников обернулся на голос. И — обомлел. Это была та самая рыжая девушка.
— Знакомьтесь, господа, моя племянница, Инга. Впрочем, простите. Я так привыкла врать нацистам… Это моя воспитанница. Их родителей — ее и брата — нацисты забрали… А я объявила детей своими родственниками. Их не трогали. Только брата все равно забрали в фолькштурм.
— Я его сегодня видела! И вот он его спас… — показала рыжая на Мельникова.
— Вот, Сергей, посмотри на фрау Фольк, — кивнул Еляков на пожилую женщину. — Ты видишь редкий случай в Германии, когда человек по-настоящему боролся с нацистами.
— Бросьте, герр гауптман. Я не боролась против них, я просто их очень не любила. Мой муж был знаменитый инженер-строитель, он много работал в двадцатых годах в СССР, а потом работал в Англии. Он говорил: эти страны нам не победить. Мой муж говорил так: эти люди будут сражаться до последнего человека и до последнего патрона. А уж если эти две страны объединились — тогда это — непреодолимая сила… Ему, наверное, повезло, что он умер от сердечного приступа. Он так много говорил, что мог бы тоже попасть в концлагерь. У нас не любили, когда много болтают. А он не мог сдержаться.