Уже близился вечер, когда нас всех по одному стал вызывать комиссар дивизиона, ст. политрук Кавицкий. И каждый, кто еще не был членом партии, под его диктовку написал заявление о приеме: «… и если погибну, считать коммунистом…».
Мы знали, что немцы ночью не воюют. Ночью они спят. Это удел русских - ночные атаки. Однако по ночам немцы вели разведку, поэтому все солдаты и офицеры (их было трое - начальник связи, ст. военфельдшер и ст. ветфельдшер) занимали боевые посты, а комиссар Кавицкий и начальник штаба, капитан Черноусов были, как бы, начальниками караула.
Ночь прошла спокойно. Наступило утро. Вызывает комиссар. Получаю приказ. Установить место, где находятся немецкие стрелки, простреливающие подходы к нашему оврагу. Это надо выйти (вернее, выползти) на высоту, находящуюся между двумя оврагами - тем, что у деревни Железница, где находятся немцы, и нашим, где располагаемся мы. Пространство небольшое, метров 250-300, но это пашня без единого кустика, к тому же и скат в нашу сторону и хорошо просматривается с деревьев, растущих в овраге, занятом немцами. Кроме того, нам не известно насколько далеко они выдвинулись от своего оврага.
Знаю, что задача невыполнима. Не могу я выбраться туда не замеченным, а если буду незамеченным, то и сам ничего не увижу. Однако приказ не обсуждают. Беру винтовку и отправляюсь в последний путь. Так я считал. Страха не было, была только злость. На немцев. Злость на командиров, так бездумно отдающих приказы. И, как назло, ночью выпала сильная роса. Ползу, как можно плотнее прижимаясь к земле. На первых же метрах гимнастерка промокла и покрылась грязью. Мешает винтовка. Знаю, что сейчас она не нужна, никак ею не воспользуешься, но и бросить нельзя. Прополз около 100 метров, когда на западе услышал гул самолетов, а затем и увидел их - порядка 20, и шли они прямо на меня. Плотнее вжался в землю в небольшой котловинке, и тут же завизжали бомбы. Я их не только слышал, этот пронизывающий душа визг, но и видел, как они отрываются от самолета и падают прямо на меня. Это всегда так кажется, когда на них смотришь снизу, а не стороны. Разрывы бомб оглушили. Трудно удержаться прижатым к земле. Какие-то силы словно поднимают, пытаются оторвать от земли, подставить тебя под осколки рвущихся бомб. Наконец, волна разрывов стала удаляться. Бросаюсь в еще дымящуюся свежую воронку. Здесь чувствую себя спокойнее. Приходит на ум теория вероятности. Пока я менял позицию и считал, сколько надо сбросить бомб, чтобы попасть в мое убежище, самолеты сделали разворот и обрабатывали еще раз поляну, только ту ее часть, которая принадлежала немцам и их же овраг с деревьями. Считаю, что мне больше здесь делать нечего. Возвращаюсь. Докладываю. Комиссар удовлетворен.