Хочу коснуться вопроса о нашем отношении к поступкам женщин. Мой приятель был старше меня на четыре года, был женат и имел ребенка. На фронт он пошел в начале войны. Наши койки в доме отдыха стояли рядом. Мы много говорили о довоенной жизни. Говорить о войне никому не хотелось. Да и после воны, десятки лет о войне говорить было не принято. Так вот, Николай, по профессии агроном, очень много говорил о ботанике, о сельском хозяйстве. Его любимая тема, как поднять урожайность зерновых. Не обходили в разговорах и женщин. У него был в этом деле опыт, и он много рассказывал о своих отношениях с женщинами в свои студенческие годы и уже женатым. При этом никогда не отзывался о них негативно. Много говорил о жене, характеризуя ее самым лучшим образом. Но это было до вышеупомянутых мною эпизодов. После них Николай свое мнение о женщинах изменил. Он стал все чаще о чем-то задумываться, а то, вдруг обрывая совершенно другую тему разговора, говорил: «А ведь и моя жена может вести такой же образ жизни…».
Десять дней пролетели незаметно, но их было достаточно, чтобы научиться курить и приучиться к комфорту пятнадцатикоечного теплого общежития с чистыми простынями и сну без сапог и шинели. Не меньше недели, вернувшись в часть, пришлось опять привыкать к холодной сырой землянке, земляным нарам и сну в вповалку, не снимая сапог и фуфайки или шинели.
После непрерывных наступательных боев, больших переходов и потерь, тихую жизнь в обороне мы считали раем. Выполняли охранную службу и углубляли знания по специальностям, ну и, конечно, изучали марксизм-ленинизм. По каждому слову вождя - два часа занятий. Потерь в войсках не было. Артиллерийские дуэли не велись. У нас был жесткий лимит на боеприпасы, а редкие артналеты и одиночные обстрелы нашей обороны немцами успехов не имели. Мы хорошо окапались и не демаскировали себя. Помню только один случай, когда на немецкой стороне в непосредственной близости от окопов появилась автомашина. Одна наша батарея открыла огонь и разбила ее. Постоянную же работу немецких пулеметов мы в расчет не брали, да и результатов они не имели.
Как- то командир дивизиона, вернувшись из штаба полка, вызвал к себе начальника разведки дивизиона, капитана Бенедиктова и приказал провести разведку с целью взятия языка. Разведку было приказано провести помкомвзвода разведки старшему сержанту Митягову.
Несколько суток не отрываясь от стереотрубы изучали передний край противника. Искали уязвимое место. Остановились на одном блиндаже в системе траншей. Лощинка позволяла незаметно подползти к проволочному заграждению, да и расположено оно было подальше от немецких окопов. Дождавшись безлунной ночи, группа из 8 человек в белоснежных маскхалатах с обмотанными бинтами автоматами двинулась в путь. Все, затаив дыхание, ждали результата. Все тихо. По расчетам группа уже должна быть на месте. Но вот автоматная очередь. Осветительные ракеты и очереди трассирующими пулями с обеих сторон. Разведка вернулась ни с чем. К счастью, и без потерь. Митягов рассказал, что проволочное заграждение разрезали удачно. Немцы всегда вешали на проволочное заграждение пустые консервные банки, которые при малейшем прикосновении к проволоке звенели. В этом случае сигнал не сработал или часовой зашел погреться. Группа захвата вплотную подползла к траншее. Оставалось только преодолеть бруствер окопа, но часовой у блиндажа открыл автоматный огонь, и ничего не оставалось, как отходить под защитой огня группы прикрытия.