Наши отечественные бабушки на синьор, даже на сударынь, - не тянут. Умирают заживо, кляня скупой пенсионный комитет.
Выходят на митинги, с флагами. Как я устала от невеселых лиц моих соотечественников. И ведь что печально: нет никакой надежды увидеть другие лица окрест. Чтобы увидеть другие, надо покинуть эту окрест?ность и полетать на самолетах иноземных авиакомпаний...
Да где же этот чертов Григорий! Я не могу больше ждать. Ему одному все можно, а он так редко пользуется этим. То есть мной. Хотя и любит.
От Григория всегда идет волна. Он весь убран широко распахнутыми воронками, из которых хлещет эрос. Касаешься его тела - и все. Любовь пошла. Полетела тонкая энергия по изящной параболе ввысь, на небеса. Такой вот мерзавец, этот гений. Солнышко мое, твою мать..."
- Спасибо, сударыня, - сказал доктор и бесстраст?но выписал счет. - Полный бред, осколочные ранения в абсолютно разные места. Но вы явились - все-таки явились, как ни крутились, - строго в назначенный день, поэтому сегодня обойдемся без штрафа. Тем более это действительно ваш собственный текст, а не ворованный из шкафа. И не спрашивайте, откуда я знаю про шкаф!
- Я и не спрашиваю, - отозвалась грустная, пустая Алина: нелегко обмануть врача.
- Отлично. Следующий визит ровно через две недели, но не в пять, а в полдень, как положено. Больше не опаздывайте, я занятой человек. И давайте все-таки поближе к роману. С такой чушью вы не сможете показаться в приличном обществе. От вас отвернутся издатели, переводчики, родные и близкие. И еще раз прошу, требую: никаких подлинных историй, никакой документалистики, никакого прошлого, даже если вспомнится что-то красивое. Розочки на брегах Адриатики - вот максимум так называемой правды. А мужское лицо, чем-то вас обидевшее - ах, не позвонил! - ни в коем случае. Да хоть он вообще бы на Марс улетел. Или женился на антилопе. Что угодно! Забудьте. Поняли? Оштрафую.
Алина взяла счет, кивнула и встала.
Интервью последнего любовника
Omnes vulnerant, ultima necat*
* Все ранят - последний убивает (лат.). - Обычная надпись на средневековых башенных часах.
"Чушь! - обиженно повторяла Алина, топая домой под дождем. - У меня чушь! Сам дурак!"
В кармане затилинькал мобильный.
- Я не дурак, - сообщил ей профессор. - Хотя, конечно, сам.
Отбой.
Алина выключила мобильный и спрятала в сумку, на самое дно, подальше от яснослышащего профессора.
Дождь перестал быть мелким, укрупнился, охладился, и Алина решила зайти в какое-нибудь маленькое теплое кафе. Она вспомнила, что еще не ела сегодня. Платье уже мокрое, очки залиты водой и не пропускают картины мира. В кафе, скорее!