— Анджела, тяжело двигаться вперед, когда нам обеим столько неизвестно. Ты же хочешь поправиться?
Анджела кивнула и взяла таблетку.
— Хорошо, потому что у меня есть кое-что еще, что поможет тебе говорить свободнее. Если страх блокировать, воспоминания не будут настолько пугающими.
Она наклонилась над Анджелой и закатала ей рукав. Анджела позволила доктору протереть руку ваткой со спиртом и психиатр чуть постучала по вене, чтобы ее было лучше видно. Ни доктор, ни пациент не сказали ни слова, наступила тишина и Анджела поняла, что потерпела поражение, отказавшись от других вариантов лечения. Ее судьба теперь полностью зависела от доктора Фремонт. Это было ужасающе знакомое чувство, с которым Анджела боролась всю свою жизнь. Ей захотелось остановить доктора, но что-то ей помешало.
Она действительно хотела поправиться. Она хотела этого больше всего на свете, а как это произойдет, если она не сможет, наконец, взглянуть в лицо своим страхам?
Боль от укола и ощущение жгучего лекарства… Анджела закрыла глаза. Нужно ли было позволять колоть себя, ослабляя контроль? Или она бежала от контроля?
На это не было ответа, и уже слишком поздно. Ее сердце толкало лекарство по венам. Что будет, то будет.
— Дождь, дождь, уходи прочь[12], - прошептала она.
Когда мужчина, почти достигший возраста пятидесяти лет, впервые решается штурмовать мир женских лифчиков и трусиков, он нуждается в моральной поддержке. Или в выпивке.
"Они, черт возьми, должны продавать здесь бухло", думал Питер Брандт, робко приподняв и изучая кусочек черной шелковой кружевной ткани. Он не знал, что это, как оно одевалось, да и все равно, потому что он не мог представить свою жену, Барбару в этом.
Это уж точно.
В отделе белья еще были люди, но он был единственным мужчиной; продавцы кружили вокруг него, как миниатюрные спасательные вертолеты, пытаясь помочь. Может, стоило с ними поговорить, но мысль о том, чтобы обсуждать плюсы и минусы трусиков-танго и бюстгальтеров, увеличивающих грудь, приводила сорокавосьмилетнего мужчину в замешательство. Питер не хотел показывать, как неловко он себя чувствовал. Боже, только бы не покраснеть.
Он весь вспотел. Капельки пота выступили на висках, а значит даже гель сверхсильной фиксации способный склеить цемент, который он использовал утром, не сдержит его буйные кудри от превращения в тугие пружинки. Или очки запотеют. Тоже будет мило.
— Вы видели корсеты? — Окликнула его одна из продавщиц. — У нас распродажа.
Она стояла в другом конце зала, у стойки с откровенными вещицами, но Питер предпочел бы пройтись по минному полю. Он боялся посмотреть на следующую витрину, в страхе увидеть там что-то еще. Кивнув ей в благодарность, он отвернулся к противоположной стойке, притворившись, что увлечен шелковыми ночными рубашками и халатиками.