Джорджи, сидевший на своем высоком стуле, тут же заревел.
— Ну, посмотри, чего ты добился! — воскликнула Роза.
Она швырнула салфетку на стол и кинулась к Джорджи.
Отец закрыл лицо руками.
— Значит, я во всем виноват, — сказал он.
— Ну не я же! — откликнулась Роза.
Их взгляды сошлись на Дэвиде.
— Что? — встрепенулся он. — Вы меня обвиняете? Отлично!
Он выскочил из-за стола, не закончив ужин. Он не наелся, но рагу состояло из овощей с вкраплениями нескольких противных кусочков дешевой колбасы, дабы скрасить однообразие. Оставшееся на тарелке ему придется доедать завтра, но его это не заботило. Разогретое, рагу хуже не станет, потому что хуже не бывает. Направившись к себе в комнату, Дэвид ожидал услышать приказ отца вернуться и доесть, но его никто не окликнул. Он тяжело опустился на кровать. Когда же наконец закончатся летние каникулы? Для Дэвида нашли место в школе неподалеку от дома, и лучше уж ходить туда, чем каждый день проводить с Розой и Джорджи.
Он не слишком часто встречался с доктором Моберли, в основном потому, что ни у кого не было времени возить его в Лондон. Тем не менее припадки, похоже, прекратились. Он больше не падал на землю и не терял сознания, но началось нечто куда более странное и тревожное — еще страннее книжного шепота, к которому Дэвид почти привык.
Он стал видеть сны наяву. Только так он смог назвать то, что с ним происходило. Что-то похожее случается, когда поздно вечером читаешь или слушаешь радио и вдруг на мгновение засыпаешь: ты видишь сон, но не понимаешь, что уже уснул, а только чувствуешь: мир стал очень странным. Дэвид играл в своей комнате, читал или гулял в саду, и все вдруг начинало мерцать. Стены пропадали, книга падала из рук, на месте сада вырастали холмы и высокие серые деревья. Он вдруг попадал в незнакомое место, в сумеречную страну теней и холодных ветров, несущих запахи диких зверей. Иногда он даже слышал голоса. Они окликали его и почему-то казались знакомыми, но как только он старался на них сосредоточиться, видение заканчивалось, и Дэвид снова возвращался в свой мир.
Самое странное заключалось в том, что один из голосов звучал в точности как мамин. И этот голос говорил громче и отчетливей всех остальных. Мама обращалась к нему из темноты. Она звала его и говорила, что жива.
Самые яркие сны наяву Дэвид видел рядом с углубленным садом, но они так тревожили его, что он старался держаться оттуда подальше. Эти видения были такими мучительными, что Дэвид был готов рассказать о них доктору Моберли, если у отца найдется время отвезти его на прием. Возможно, он даже расскажет доктору о шепчущих книгах, думал Дэвид. Вдруг это как-то связано. Но потом он вспомнил вопросы доктора Моберли насчет мамы и угрозу «попасть в психушку». Когда Дэвид рассказывал, как ему не хватает мамы, доктор Моберли начинал говорить о горе и утрате, о том, как это естественно, хотя ты должен стараться преодолеть свою боль. Но одно дело — тяжело переживать смерть мамы, и совсем другое — слышать ее голос, взывающий из теней углубленного сада, словно она, живая, стоит за полуразрушенной кладкой. Дэвид не знал, как отреагирует на это доктор Моберли. Он не хотел, чтобы его «упрятали в психушку», но сны очень пугали его. Дэвид хотел, чтобы они прекратились.