— Поделом, — ладонь горела от силы удара, но о сделанном я не жалела. — Есть вещи, мистер Норманн, с которыми не шутят.
— Это была не шутка, а психологический прием, — въедливо уточнил детектив, и в голосе у него не было ни малейших следов раскаяния. Я вдруг почувствовала себя невероятно усталой, словно все утро тащила в гору тяжелый камень, а он у самой вершины сорвался вниз, обратно к началу пути.
— Вам виднее, мистер Норманн. Если на этом все, то прошу вас покинуть мой дом — у меня множество неотложных дел, да и у вас, полагаю, тоже.
Но, конечно, Эллис не позволил мне просто так уйти. Не такого сорта был этот человек — если уж ему что-либо требовалось, он получал желаемое любой ценой, не особенно считаясь с приличиями, чужим мнением и даже с законами.
— Да постойте же! — детектив схватился за верх моей юбки, и дымчато-зеленый лен с золотой нитью предупреждающе натянулся. — Выслушайте меня! Я, право, не знаю, за что вы на меня дуетесь, леди Виржиния, но готов принести вам самые искренние мои извинения — хоть бы и на коленях, на площади перед вашим особняком, при всем честном народе.
— Не утруждайте себя, — торопливо откликнулась я, пытаясь выдернуть юбку из цепких пальцев детектива. С него сталось бы выполнить обещанное, а мне это было совсем ни к чему.
— Так хоть скажите, на что вы сердитесь! — глаза Эллиса казались сейчас пронзительно-голубыми, как весеннее небо где-нибудь в провинции, вдали от фабричных труб Бромли, и такими же невинными. — Неужели я оскорбил вас после вечера памяти Мореля? — я поджала губы, не собираясь жаловаться, но взгляд сказал за меня все. — О, так значит, я угадал. А мне-то казалось, что вам просто нездоровится, — Эллис тяжело вздохнул. — Честно говоря, я тогда был слишком увлечен разработкой версии о причастности Палмера к нашему делу и не слишком-то следил за своими манерами. Но, право, я ни за что не захотел бы вас обидеть, Виржиния, — проникновенно произнес он и отвел взгляд. — Судите сами. Разве разумно с моей стороны было бы ссориться с графиней? Даже если отбросить в сторону личные чувства, а я вас глубоко уважаю за ум и характер — и, конечно, восхищен вашей красотой… Словом, даже если отбросить все это, остается чистая выгода от знакомства со столь влиятельной особой. Помощь, которую вы оказываете мне в расследованиях, воистину неоценима. Без ваших связей и, что греха таить, средств я бы не сумел раскрыть ни дело об убитых дочерях баронета Куиннсли — да, да, то, для которого я брал платье мисс Мадлен, — ни поймать сумасшедшего, который охотился исключительно на седых джентльменов, питающих страсть к театру… Леди Виржиния, не держите на меня зла, — ошеломленная потоком уверений и комплиментов, я не заметила, как Эллис выпустил мою юбку, но завладел рукою, и теперь осторожно, будто успокаивая пугливую зверушку, поглаживал раскрытую ладонь кончиками пальцев. — Честно сказать, я с юности отличаюсь тем, что не всегда способен осознать, почему людей обижают те или иные слова. Прийти к этому знанию логически — могу, но вот прочувствовать — увы. А потому просто скажите, какие мои слова показались вам оскорбительными, и я никогда больше их не произнесу.