«Где же мы их возьмем?» — спросил Илья.
Пошептавшись с дядей, Хафизулла ответил:
«Это, как говорится, уже вторая часть марлезонского балета. Сообщим дополнительно».
«Да, конечно, как только получите радиограмму от Ахмад-шах-масуда с припиской не забыть предать копию в штаб 40-ой Армии», — съязвил Илья.
«Но и вы, дорогой товарищ, не гарантируете, что на базе окажется эта самая тонна», — парировал афганец.
«А я об этой тонне ничего и не говорил, это ваша информация».
«И мы о том же. В каждом таком деле есть свой форс-мажор, иншаллах!»
Да, твоя правда, афганец. Чего ты злишься на него, Дрепт? Хочешь получить этих трех неуловимых всех сразу и на блюдечке. Но здесь нет старика Хоттабыча. Здесь старик Хоттабыч сам Ахмад-шах-Масуд. Признайся себе, Дрепт, ты злишься не на отсутствие гарантий, которое в таких делах — норма. Когда ты прочел имена, у тебя ведь закружилась голова, как от стакана водки натощак. Ты почувствовал опасное счастье охотника, вышедшего на тигра. А вдруг повезет? Никому не везло, а ты «завалил»: Голливуд отдыхает! А если, скажем, место сходки труднодоступные Тора-Бора с их легендарными пещерами и ледниками. Эта «черная дыра» Афганистана, куда аборигены проводники не поведут ни за какие деньги?
«Нет, уважаемый Хафизулла, это не компенсация, это не тот бадал кистал, что почитается вашим народом, — не оступался Дрепт. — Это, как говорится у нашего народа, журавль в небе. Есть у нас такая поговорка, лучше синица в руках, чем журавль в небе».
«Я знаю ваши поговорки, уважаемый Илья, а твои слова несправедливы. Синицу, считай, вы уже имеете. Разве наш общий друг Аркадий тебе об этом не говорил?» — коварно спросил афганец.
Москвич от неожиданности закашлялся.
«Ни хрена не говорил, — бросил на Аркадия выразительный взгляд Дрепт. — Хотел сделать сюрприз. Но он не обидится, если скажешь ты».
Афганский племянник пошептался с дядей. Дядя достал из-за пояса тисненую кожаную тубу, прикрытую полой кашемировой безрукавки. Извлек из нее красочную картинку, свернутую в трубку, и развернул перед шурави. Ее загибающиеся края племянник придерживал пальцами. Дрепт увидел нечто, напомнившее его мальчишеское увлечение Майн Ридом. Каждая книга писателя открывалась как бы объемной картой местности, где и ландшафт, и строенья, и действующие лица выглядели столь рельефно и живописно, точно ждали мановения волшебной палочки. В такой манере была выполнена и эта, тоже, по всей видимости, старая карта. На цветной фотокопии масштабом к оригиналу один к пятидесяти, как прикинул Илья, ясно прочитывалось одно английское слово: «Мейванд». Хафизулла решил, что Дрепту требуется гид.