— А покажите-ка, милейший, свой план личной работы на этот месяц!
И когда на свет извлекалась помятая, наперекосяк написанная шариковой ручкой, лишь бы отвязались придурки штабные, бумажка, Виктор Сергеевич закипал праведным гневом.
— Вот откуда все идет! Вот! Рыба гниет с головы! Что это за план? Что это за план, я Вас спрашиваю?! Это грязная, сортирная бумажка! Как Вы только можете?! Вы же офицер! Командир! Что уж тогда спрашивать с подчиненных?!
В кульминационный момент из специальной кожаной папки извлекался собственный план.
— Смотрите! Смотрите и учитесь! У меня, полковника из штаба рода войск, план как на картинке! Или Вы считаете, что полковник должен себе план готовить, а Вам это не обязательно?
— Да, вот… Ну… — краснел и бледнел под грозным взглядом проверяющего комбат, честно отпахавший несколько командировок на чеченскую войну, последний раз бывший дома неделю назад, потому что ночевал в казарме, готовясь к этой вот проверке, точно знающий, что требуемая от него бумажка пишется просто в угоду большим звездам и на хер на самом деле никому не нужна, поскольку не имеет никакого практического значения. Наконец он решался и, собравшись с духом, выпаливал: — Времени не было, товарищ полковник, неделю как пришли с полевого выхода, надо было технику обслужить, вооружение проверить…
— Что?! — перебивал его истерическим визгом Виктор Сергеевич. — У начальника отдела штаба есть время! А у командира батальона, видите ли, его не хватает! Вы что, сильно заняты?! Может быть, Вы просто не в состоянии справиться со столь высокой должностью?! Может надо поставить вопрос о назначении Вас на должность с меньшим объемом работ?!
Комбат, вовремя вспомнив, что плетью обуха не перешибешь, а все штабные один черт дебилы полные, потому объяснять им что либо, только время зря тратить, тупо замолкал, опустив голову и внимательно рассматривал носки своих говнодавов с высоким берцем, сравнивая их с точеными остренькими мысками модельных туфелек проверяющего. В процессе этого изучения он многократно и с потрясающим разнообразием посылал в душе придурка-полковника в такие дальние и заповедные места, что выскажи он все это вслух, изрядно удивил бы любого знатока русской словесности красотой и богатством чрезвычайно образных оборотов.
Виктор Сергеевич покричав для порядка, еще немного выдыхался и, наконец-то, отпускал исстрадавшуюся грешную душу комбата на покаяние, в глубине души торжествуя победу и ликуя: «Проняло, небось! Будет теперь знать, как вместо планов отписки подсовывать!» Уходил от своей жертвы он абсолютно счастливым. Но поскольку по характеру своему был злопамятен и мстителен, все равно по окончании проверки, что традиционно отмечалось за накрытым командиром проверяемой части столом, иногда в ресторане, иногда в баньке, частенько в компании с молодыми разбитными не то связистками, не то поварихами, он все же в подходящий момент строго пожевав губами, ронял вроде между делом фразочку, для напряженно ловившего все нюансы поведения проверяющих командира: