Тем же путем партократы угробили Советскую армию. Тасовали ее и перетасовывали. Утюжили связи между командирами и частями, преследовали за инициативу. И сдохла армия, бессильно проводив в гроб Союз, который поголовно давала присягу защищать до последней капли крови! Один маршал повесился, второй в тюряге кается! Позорище неслыханное!
Видеть последствия такой политики, безуспешно звать на защиту населения эту разложенную советскую армию и тут же делать со своими едва созданными приднестровскими войсками то же самое?! В это тяжело поверить, но дела красноречивее слов. Что же это за логика у наших политиков такая? Когда им было надо, зазвали и дали в руки оружие куче мальчишек, не забыв налить им на мозги наскоро вскипяченного идейного отстоя пятидесятилетней давности про власть Советов, новоявленных фашистов, румын-оккупантов. Худо повернулась война — затаились, пропали за их спинами. Будто не стало на другом берегу Днестра Тирасполя. Телефонные вызовы и курьеры с просьбами о помощи уходили за реку как в никуда. А вышло отсидеться — тут же вылезли снова руководить и разбираться, кто хорошо воевал, а кто плохо! Я не знаю солдата, которого не трясло бы от этого.
Костенко был умнее прочих и первым начал понимать: что-то в ПМР пошло не так. И справились с ним так легко потому, что остальные, вроде меня, все еще продолжали клювами щелкать! Мотаю головой и скрежещу зубами. Ловлю удивленный взгляд идущего рядом со мной Феди. Все! Стоп! Опять разнервничался! Зацепил-таки меня Али-Паша. Как легко мы друг друга стали цеплять! Нервы-нервишки прячем, успокаиваемся и топаем кушать, больше ни о чем не думаем! Я, как целостный организм, вам, закипающим мозгам, приказываю! Выполнять!!!
Озадаченный дерганиями моего лица Кацап при входе в парадную хватает меня под локоть и, наклонясь к уху, спрашивает:
— Не понимаю, как он рукой машет? Так вывернет, что неудобно же…
— Кто машет?
— Да Али-Паша.
— А-а! Это у него привычка. От занятий спортом. Джиу-джитсу или другая какая-то хрень, он говорил, да я уже не помню…
— Джиу что?
— Как хрястнет по морде, узнаешь что! Улетишь, словно в тебя из пушки попали. Я видел, как один фраер обнаглел — и улетел.
— Я не видел…
— Ну, тогда радуйся. Недолго тебе осталось. Еще раз скажешь «роба» — и получишь…
— Вот это да! Я думал, у нас один Серж на кулаки скорый!
Надо же, он думал! Интересно, а как иначе наш добрый и даже временами интеллигентный взводный смог держать в порядке два десятка шалопаев и нескольких норовящих усесться ему на голову бывалых солдат? Все видят, Серж с дружками Али-Пашу слушаются, а раз так — сомнений в авторитете командира не возникает. Но почему они слушаются? Потому что он умнее их? Как бы не так! Я вот тоже умнее. И что? Мои приказы кто-то из стариков слушает? В бою еще так-сяк. А в быту — панибратство. Повысишь командный голос — будет скандал, и без риска получить по морде видали они меня с моими распоряжениями в гробу и в белых тапочках. Но поначалу я давать не мог, а сейчас это уже бесполезно. Вертикаль отношений во взводе сложилась и подняться в ней можно, только честно выполняя свой долг. И никак по-другому.