Была середина июля, позднее утро. Мы все еще сидели в никак не желающей отступать дремоте после «громкой» ночи, которые продолжали случаться по прибытии в Бендеры новых порций национал-героического бычья. И у меня все еще не был открыт личный боевой счет — обстоятельство, по мнению Достоевского, являющееся гранью между неуважаемыми и уважаемыми людьми. Привалившись к стене у входа в подъезд, слышу громкие шаги со звяканьем и вопль:
— Эй, мужланы! Где тут у вас ГОП, с которым вы месяц е…тесь?
Приоткрываю глаза — подходит фигура. Над обычной камуфляжной формой — фуражка с казачьим околышем набекрень, на ногах сапоги. Ради форсу, небось, среди лета ноги парит. Гранатами увешан, как новогодняя елка шариками. И все же по говору он не настоящий казак. Скорее из породы местных фанфаронов. Как стало тише, а особенно когда мы заключили перемирие с ротой ОПОНа, все больше таких людей стало пересекать Днестр и появляться здесь. Они начинают повторять давно забытые нами глупости: набиваться в бывалые, неприцельно стрелять в сторону врага с первых попавшихся крыш, а то и к передовой лезут. Раз застрочат — и отваливают. А нас потом встревоженные мули пытаются подстеречь до конца дня… Устали уже их отфутболивать. Но продолжают лезть, спасу нет.
— Это кто здесь мужлан? — лениво и сумрачно спрашивает привалившийся к стене с другой стороны Серж.
— А вы что, бабы?
— А-а! В этом смысле… Тебе че надо?
— Хочу поддать вашим друзьям-гопникам жару!
— На фига? — спрашиваю я. — Люди отдыхают, зачем нам музыка?
Пришедший поворачивается и пучит глаза на меня. Они дикие, с расширенными зрачками, будто обкуренные.
— А ты что за фрукт? Ишь, правильный какой! Мент, что ли? Или твой боец?
— Да какой он против тебя боец? Он так, погулять вышел…
Хочу было возмутиться, но едва заметная саркастическая нотка в голосе Достоевского заставляет промолчать. Удивительно, но, кажется, этот яд не в мой адрес…
— Ополченец? Вечно они дрищут, за свое майно и баб держатся!
— Ага… — согласно кивает Достоевский.
Это с его стороны уже прямая ложь. Верный знак того, что комод-два затеял игру с очередным «лохом», в конце которой он обычно взрывается, как вулкан. Как этот обкуренный осел не видит на моем плече маленькую зеленую звездочку?
— Ты же не из такого теста? Пошли постреляем!
— Щас пойдем, братан! Серый! — это он Гуменяре кричит. — Принеси флягу!
Что-то невиданное! Слегка отхлебнув, сквалыга Серж щедрым жестом предлагает принесенную флягу этому попугаю, и тот длинно и беззастенчиво несколько раз прикладывается к ней, в промежутках сдабривая матом свое удовольствие.