Стою я горе и точно знаю, что это греческий Олимп. Вижу сидящего на троне седовласого величественного старца. На голове у старца золотой обруч, в правой руке лира, в левой развернутый свиток. На свитке надпись: Гомер «Илиада». Сам знаю, что место поэтов это Парнас, но это же Гомер. Геркулеса же к богам причислили, а Гомер это Геркулес изящной словесности. Кабы не поэты, то кто бы про этого Геркулеса то знал? Заслужил Гомер божественный титул, да еще как заслужил! Вот это да! Попасть на Олимп увидится с самим Гомером, значит достоин, достоин и еще раз достоин! От такого счастья ликует моя душа. Дело в том, что до двадцати лет, я не только пописывал стишки, но и весьма самонадеянно считал, что обладаю незаурядным поэтическим даром. Стишки были такого качества, что в слове «пописывал» как угодно ставь ударение и в любом случае не ошибешься. Ну да ладно. Подхожу я значит строевым шагом к Гомеру и приветствую его:
— О ты! Сладкозвучный отец поэтов, рад увидеть тебя на Олимпе! В месте для достойных, самых избранных поэтов.
— Это вы то избранный поэт? — недовольно отвечает мне Гомер, и с едким сарказмом спрашивает, — Вы что это возомнили о себе товарищ ефрейтор?
О бессмертные боги Олимпа! Неужто и Вы знаете, что я ефрейтор? Нет мне спасения. Вижу что и тут придется мне вместо кубка с амброзией, испить горькую чашу позора.
— О ты богам подобный! — ответствую я Гомеру, стараясь чтобы в моей речи прозвучали и «стопы» и «ямбы», — За что мое терзаешь сердце? Иль мало я страдал? Иль мало мук я испытал? Божественный орел терзает печень Прометея, так и мне с насмешкой страшной, напоминают о моем позоре! О сладкозвучный! Многоямбный! О сжалься надо мной!
— За твой бред, что осмелился ты называть стихами, — крайне язвительно и в прозе бросает Гомер, — тебе еще мало досталось. Как жаль, что нельзя тебя сварить в кипящем масле.
Но сравнение с богами Гомеру понравилось. Даже великому поэту все равно приятна беспардонная лесть. Подумал Отец Поэтов, пожевал губами, поморщил в раздумьях высокое чело и молвит:
Гомер: Коль ты клянешься, не позорить поэзию
Своим бесстыдным рифмоплетством,
То дам тебе совет от мудрых
Ефрейтор: Клянусь, великой «Илиадой»
Гомер: Так помни же свою ты клятву
А теперь внимай:
Прекрасную Елену
Парис похитил
Конь эллинов зашел за стены Трои
И царь Итаки
Многомудрый Одиссей
Циклопа ослепил
Для умного достаточно
Сего услышать
Коль не поймешь
То оставайся
Богов насмешкой
Ефрейтором…
Ефрейтор: Постой, постой
А как же…
Гомер: Прощай!
и помни клятву
Ефрейтор: Слова твои
на сердце камни
так холодно мне стало