Но, собственно…
— Все, — говорит Фантин. — Я, что требовалось, выполнил. Позвольте откланяться. Только сперва давайте расчет произведем.
— Что с тобой?
— Ничего, мессер. Я вас на виллу провел, в дом помог проникнуть? Чего ж еще? До самой библиотеки с вами идти — уговора не было. Не согласился б я на такое, это ж, не серчайте, натуральное самоубийство. Вы, конечно, знатный маг, спору нет. А только здесь не одни призраки водятся. Слыхивал я, в тутошнем домике и линчетти встречаются, которые по ночам спящих душат, и фолетти, и прочие «малые».
— Ты веришь в сказки? А ведь вроде из детского возраста уже вышел, — качает головой мессер Обэрто. — Пойми, чудак, мне надобно воссоздать ситуацию, в которой действовал похититель перстней. Он не применял магию — и мы не будем. Он не знал точно, как дом изнутри устроен, — и я тебе не подсказываю, хотя был здесь и знаю, что где. Он проник ночью — и мы так поступили…
— Он валяется где-нибудь под забором с перерезанным горлом — и мы туда отправимся?
— Да нет здесь никаких линчетти и фолетти! — вспылил магус. Стоит, очами молнии пускает, презлющий, будто гадюка растревоженная; разве что не кусается. — Вот что, — шепчет, — ты меня лучше не зли. Пойдем дальше, времени у нас немного, а мы почти ничего и не сделали. И, кстати, заодно можешь поглядывать по сторонам — решай, что в плату возьмешь.
И рукой хозяйским жестом поводит, мол, бери, не жалко. Оно, конечно: чего жалеть, если все равно имущество чужое. И надобно вам сказать, знатное — одна мебель чего стоит! Сундучищи вдоль стен — да с резными орнаментами, с блестящими застежками, с ин-крус-та-циями! А буфеты!.. а в буфетах! — гляди, хоть и темно, а видно же, каких вещиц понапихано: и каркас из серебра, чтоб, павлинью кожу на него натянувши, набить блюдо сластями всевозможными; и солонка, и ложки, и вилки с ножами. Отдельно возвышается судок-неф в виде махонькой каравеллы, полкою ниже — блюда и чаши, и сосуды из венесийского стекла, две конфетницы-дражуара, набор уховерток и зубочисток (каждая, если глаза Фантину не врут, из чистого хрусталя, да золотом отделаны! да на черенках по жемчужине вот такенной!). Взгляда от красотищи этой не отвести, а руки, руки сами тянутся, чтобы прикоснуться, огладить, сунуть в карман!..
Только — нельзя.
— Не пойдет, — заявляет Фантин. — Я, мессер, не совсем ведь еще дурак, чтобы такие приметные вещицы хватать. Мы, конечно, воссоздаем ситуацию и все такое, но давайте обойдемся без перегибов. Тот, кто перстеньки увел, сдуру это сделал, поверьте. Сейчас он или покойник, или вот-вот им станет. Продать их не продаст, даже по отдельности. А заляжет на дно — скоро его и вычислят. Или местные, альясские (как думаете, рады наши, что на столько времени промысел застопорился?), или вон вы же его за мягкое место и возьмете. Так ли, эдак — толку с побрякушек краденых он не поимеет, а головы лишится. Поэтому, мессер, я предпочитаю звонкую монету: может, получу в результате чуть поменьше, чем с каких-нибудь камушков, зато — наверняка.