В машине пахло ванилью, и Егор, не дожидаясь просьбы, открыл окна. Холодный осенний ветер тотчас слизал чужой запах. Хорошо. Зажмурившись, Галина подставляла лицо ветру. Она так и сидела с закрытыми глазами, пока машина не остановилась. Открылась дверца, и Егор протянул руку, помогая выбраться.
Городской пруд. Желтые фонтаны очистных сооружений, тяжелая пена у берегов, три консервные банки и два удилища, торчащие сухими ветками. Замшевые ботиночки тотчас пропитались влагой.
– Зачем ты меня сюда привез?
Галина крепко вцепилась в Егорову руку, но тот вдруг стряхнул пальцы.
– Видишь там? – он указал куда-то в сизую дымку горизонта. – Дома?
Темные горбы в сизом мареве. Они жмутся к земле, стыдясь своей бедноты.
– Я там родился. И вырос тоже там. И выбрался не для того, чтобы туда вернуться.
– Не понимаю.
– Не понимаешь? – Егор схватил за плечи и тряхнул Галину.
– Отпусти!
– Слушай сюда, дура злобная! Ты вернешься и прекратишь копать под сестру. Ты станешь тихой и ласковой. И тогда я тоже буду ласковым.
– А если нет? – злость очнулась, разлилась внутри горячим, безумным.
– Если нет, тогда я расскажу твоей сестричке и о романе нашем, и о копаниях твоих… о документиках, которые ты собираешь. Сына-то не жалко? Каково ему будет?
– Он давно уже не мой сын! И не был никогда! И…
Егор толкнул к машине и буркнул:
– Я сказал. Думай сама. Алина тебе все прощала, но детей тронуть не даст.
Назад ехали молча. Галина думала о том, что в этом мире никому нельзя доверять, особенно людям, которые притворяются понимающими.
В салоне воняло ванилью.
Тело доставили ближе к вечеру. Адам уже устал ждать. Он дважды или трижды дозревал до того, чтобы звонить Ольге или Дарье, но всякий раз, набрав номер, сбрасывал. В конце концов, он выбрался на крышу, тщательно вытер лавку, запорошенную водяной сыпью, поправил сбившийся навес и сел.
Поступок был алогичен.
Сумерки наползали с востока, растягиваясь зябкой пеленой. Они накрыли белые стволы труб теплоцентрали, завязли в лесу многоэтажек, но перебравшись, ринулись на выжженное морозами поле. Темный фургон вынырнул перед воротами, просигналил требовательно. Открыли. По территории машина ползла медленно, и борта ее бликовали светом редких фонарей.
Когда фургон скрылся в норе подземного гаража, Адам встал. Предвкушение работы наполнило его тело звенящей легкостью, голова была пуста и ясна, а кулаки привычно сжимались и разжимались.
Пальцам нужна гибкость.
Спускался Адам по лестнице. Он изо всех сил старался не бежать, но последний пролет преодолел быстрым шагом. Остановился, переводя дыхание, и открыл дверь.