– А у тебя не было чувства, что все это рекламный трюк? – спросила Дженни.
– Это не реклама, а способ общения с миром, уверял меня Харни. Это будет моим обращением к будущим поколениям, – без всякой напыщенности продолжал Эдриэн. – Попыткой поделиться счастьем, которое я испытывал за свою долгую жизнь художника. И это будет вкладом в Зелен, мой остров. Если мне удастся хоть как-то сохранить дух этого прекрасного места, значит, моя картина с изображением собора писалась не напрасно, и слова, которые я сказал о ней, не пропадут впустую.
Он умолк, откинулся на подушки, и Дженни заметила на его лбу капельки пота.
– Ты слишком много говоришь, дорогой! – Она вытерла его лоб.
Он протянул руку, очень холодную, несмотря на жаркий день.
– Мне еще многое нужно сказать, а времени осталось так мало, – прошептал он.
Что он хотел этим сказать? Сердце Дженни дрогнуло.
Но день прошел благополучно. Позже Дженни нередко вспоминала его, потому что таких дней осталось не очень много.
Конец пришел мирно. Несколькими днями позже сестра Тереза рано утром разбудила Дженни и Клэр и сказала, что все кончено. Эдриэн Роумейн тихо умер во сне.
Смерть отца потрясла Дженни. Хотя она любила мать и они с ней хорошо ладили, она всегда в первую очередь была дочерью своего отца, его поздним ребенком, и он любил ее так, как не любил ни одного из своих детей. Первые дни сумятицы и мрака прошли для нее как во сне. Она немного утешилась, когда прилетели мать, Джон и Жак. На вилле шла печальная подготовка к похоронам. Эдриэн завещал похоронить себя здесь, на этом острове, который он любил.
После похорон осталось еще уладить дела на Зелене. Теперь виллу придется покинуть, а не просто закрыть на зиму. Каникул на Зелене больше не будет. Главным делом была подготовка картины к перевозке в лондонскую мастерскую. Нелегкое бремя забот легло в основном на плечи Карлы и Дженни. Для нее труд был спасением.
Наконец все было завершено, и наступило окончательное прощание с любимым островом. Женщины совершили последнее путешествие на знакомом белом пароходе, а в Риеке Карла и Дженни сели на самолет, направляющийся в Лондон. Туманным сентябрьским утром они приземлились в Хитроу, где их встречал Джон, несколько утомленный от совмещения работы в больнице и интенсивной учебы. Его мальчишеское обаяние начало потихоньку исчезать, черты лица стали более жесткими, и смотрел он на нее теперь страстно и вопросительно, но в его взгляде не было той уверенности, к которой она привыкла за годы их легкой юношеской дружбы. Молодой доктор Дейвенгем, соприкоснувшись с неумолимыми реалиями избранной профессии, взрослел не по дням, а по часам.