— Смотри, — сказал Паша, показывая куда-то мимо Юры.
Юра оглянулся и долго ничего не мог понять. Потом до него дошло.
Отсюда, со второго этажа, открывался прямой вид на Углы. Во всяком случае, ничего, кроме Углов, там быть не могло. Видны были несколько домиков, кусок какой-то хозяйственной постройки, стоящие просто в чистом поле ворота… Сумерки уже почти перешли в ночь, но дома были видны ясно, словно их что-то подсвечивало, причём подсвечивало снизу, от земли. Но мало того: и некоторые окна светились тоже.
— Вот так и возникают сказки про радиацию, — пробормотал Юра.
— Мы здесь проходили, — сказал Паша. — Никакого свечения, всё дохлое. Пыль, волос…
— Выброс же был, — сказал Юра. — И этот… временной сдвиг.
— Вот именно, — сказал Паша.
Юра взял бинокль, разложил, включил. Бинокль бибикнул, сигнализируя, что подстроился к освещению. Юра поднёс его к глазам.
Сначала ему показалось, что дома стоят в воде. То, что было землёю, текло и переливалось. Слабый свет исходил от него, но и этого света хватало, чтобы видеть всё. Это…
— Ё-у… — протянул Юра.
— Что?
— Глянь. — Юра подал Гусю бинокль.
Скрестив руки на груди, он стоял и смотрел то на Гуся, то на посёлок, то снова на Гуся, напряжённо размышляя о чём-то, чего сам не понимал и внутренним своим слухом не слышал — как будто думал на зверином языке, самому ему казавшемся бормотанием.
Потом Юра взял себя в руки.
— Что ты видишь? — спросил он.
— Это Нюрка, — глухо сказал Гусь.
— Кто?
— Аномалия такая. Сам до сих пор не видел, только описывали… Она, по идее, безвредная, ей, главное, под ноги не подворачиваться.
— Ну да, — хмыкнул Юра.
Он отобрал у Паши бинокль и снова приник к окулярам. Огромная мерцающая фигура, которой ближайший дом был по локоть, по-прежнему топталась без видимой цели, то становясь плотной, то почти пропадая; пыль, мелкие камешки, мусор, палые листья наполняли её и мерцали в ней, как искусственные снежинки в рождественских шариках-метелях. Только здесь был не шарик, а вполне человеческая фигура: тяжёлые слоноподобные ноги, отвисшая задница, складчатые бока, брюхо-фартук… Хорошо, что выше мерцающий свет почти не доставал; Юре почему-то казалось, что всё это уродливое тело выполнено в мельчайших подробностях и явно изваяно с натуры. А видеть эти подробности ему совсем не хотелось.
— Нюрка «навью икру» оставляет, — сказал Паша.
— Но искать мы её не будем, — сказал Юра.
— Почему? За неё хорошие бабки отваливают. Что, вольным оставлять? Их тут завтра будет как мух.
— Чтобы не задерживаться. Я, понимаешь, в прошлом пеший разведчик, у меня жопа — главный орган чувств…