- Это поклеп и клевета! - скрестил Петр Данилович на груди руки. - Господин штабс-капитан, ни в никаких тайных обществах я не состоял и с заговорщиками отношений не имею!
- Сведения получены из надежных источников, - невозмутимо покачал головой Кротов, - подданные Макинин, Гранский и Шлименсон, состоявшие в так называемом 'Клубе' и уже признавшиеся в заговоре и государственной измене, так же подтвердили, что вы были активным членом тайного общества и участвовали в заговоре.
- Это ложь! - отчаянно завопил Красновский. - Это клевета, они мои давние завистники и недоброжелатели! Особенно Шлименсон! Он давно зуб точит на мои виноградники в Массандре! Жидовская морда!
- Хватит! - громкий удар кулаком по столу оборвал очередную тираду арестанта.
- Они уже дали признательные показания и теперь это надлежит сделать Вам, - заявил следователь. - А брехать тут, как псина подзаборная, вам смысла нет. Повинитесь в содеянном, и возможно вам будет оказано снисхождение.
- Как вы смеете, меня оскорблять? - оскорблено запыхтел Красновский, - Я.. я русский дворянин! Мои предки…
- Вы перестали быть дворянином, когда помыслили пойти против Государя, - жестко прервал его Кротов. - Ныне вы всего лишь арестованный изменник и заговорщик, и самое малое, что вас ждет впереди - каторга. Конвойный в камеру его, - крикнул капитан в коридор, и демонстративно отвернулся, давая понять что разговор окончен.
Молчаливый конвоир вернул подавленного узника в его камеру. С этого дня допросы продолжались без конца. Иногда Красновского конвоировали к следователям каждый день по несколько раз, иногда он неделями судорожно ждал очередного вызова на допрос. Отвратительная кормежка, судорожный, урывками сон, постоянное психологическое давление и стресс быстро сломали непривычного к столь суровым условиям арестанта. На исходе второго месяца Петр Данилович был готов подписать что угодно, вплоть до собственного смертного договора. Но тут ему представилась возможность, о которой он и не мечтал…
* * *
- Господин следователь, я ознакомлен с указом от восьмого августа, - тихим, подрагивающим от волнения голосом говорил Красновский. - И хотел бы испросить Высочайшего Прощения.
Когда позавчера охранник принес ему на ознакомление этот указ, Петр Данилович не поверил собственному счастью. Щурясь подслеповатыми от постоянной полутьмы глазами, он водил пальцем по строчкам документа, едва освещаемого колышущимся, неровным светом одинокой свечи, оставленной караульным. 'Наконец-то! Наконец-то я избавлюсь от этих мучений! Господи, спасибо тебе, спасибо!' - вертелось у него в голове, по мере чтения указа. Бумага была составлена пространным, чиновничьим языком, но суть Петр Данилович выловил сразу. Арестантам по делу о государственной измене, признанным не участвовавшими непосредственно в нападении на семью Его Императорского Величества, разрешалось покинуть пределы России с невозможностью возвращения. Отдельным пунктом было оговорено, что имущество заговорщиков будет конфисковано в казну. Проведя бессонную ночь в раздумьях, Красновский на следующее утро сам попросил отвести его в кабинет следователя. И вот сейчас он сидел напротив Кротова, судорожно молясь, чтобы все прошло гладко.