Цимбалист стоит перед каменным фасадом своего дома вместе с каким-то безбородым юнцом. Юнец держит над головой местного многознатца зонт, отражая невзгоды погоды в виде снега и дождя. Черная шляпа молодого человека уже покрылась солидной толщины ледяной корочкой. Цимбалист обращает на зонт и его держателя не больше внимания, чем обычно уделяют пальме в кадке, пылящейся в углу зала.
– Совсем зажирел, – бросает местный многознатец в сторону вылезающего из машины Берко. Походка Берко заставляет вспомнить о молоте, которым он недавно размахивал. – Разросся шире дивана.
– Профессор Цимбалист, – отвечает Берко, взмахнув невидимым молотом. – вы выглядите, как будто выпали из набитого пылью пылесосного фильтра.
– Восемь лет меня не беспокоил.
– Хорошая пауза, добрый отдых. Соскучились?
– Надоели мне вы все хуже горькой редьки. – Многознатец чуть задирает бороду и приказывает юнцу с зонтом: – Чай. Стаканы. Джем.
Юный талмудист, бормочет по-арамейски нечто, заимствованное из «Трактата об иерархии собак, кошек и мышей» и обозначающее, по всей видимости, полную покорность, наваливается на дверь, и все проникают в пределы помещения. Пространный гулкий объем, совмещающий функции гаража, склада, мастерской и рабочего офиса, окаймлен железными шкафами, свидетельствами в рамках и множеством томов в черных обложках: бесконечное, бездонное право во всех его вариациях. Ворота на роликах не ржавеют, впускают и выпускают автотранспорт. Судя по следам масла на ровном бетонном полу, три единицы автотранспорта.
Ландсман живет, работает и получает деньги за то, что замечает то, на что не обращают внимания его современники. Окинув взглядом пещеру Цимбалиста, он думает, однако, что до сих пор не уделял достаточного внимания всяческому веревочному погонажу. Веревки, бечевки, шнуры, шнурки, лески, ленты, ремни, тросы, канаты, кабели, провода… синтетические, хлопковые, джутовые, бумажные, резиновые, прорезиненные, стальные, кевларовые, шелковые; лубяные и ледяные… биметаллические, голые, изолированные; одноцветные и пестрые, в крапинку, в клеточку и в полосочку… Талмудист-энциклопедист может наизусть шпарить талмудическими милями; топография, география, геодезия, геометрия, тригонометрия отскакивают от его зубов, как горох от танковой брони, но живет и умирает истинно мудрый лишь качеством своего такелажа, аккуратно смотанного и разложенного, развешанного на колках и крюках согласно размеру, материалу, назначению… но также и разбросанному по полу спутанными клубами да клочьями перекати-поля. И не только по полу. Очески и ошметки клацают зубами в воздухе, щупальцами и паутиною свисают с потолка…