А ведь изнанка не имеет даже половины тех красок, что лицевая сторона! Так что реальная жизнь якудза гораздо менее эффектна, чем показывают в кино. Мне даже немного стыдно — я столько морочил вам голову своей болтовней, приглашал заглядывать каждый вечер, а в конечном итоге не смог рассказать ничего мало-мальски захватывающего…
— Но это далеко не так! Вы даже не представляете, как много для меня значило общение с вами, как я счастлив, что судьба свела меня с таким человеком…
Женщина тихо вошла, поставила передо мной блюдце, на котором лежало печенье в форме соловья.
— Не знаю, как вы относитесь к сладостям, доктор… — улыбнулась она.
— Просто поразительно, как кондитеры ухитряются придавать тесту такую затейливую форму, — ответил я, с удовольствием разглядывая печенье.
Женщина объяснила:
— Я вчера ездила в Фукагаву, к гробнице святого Томиоки Хатимана, и купила печенье по пути домой.
— Вы часто ездите в Токио?
— Ну что вы, сейчас уже очень редко…
Она снова приветливо улыбнулась и налила мне еще одну чашку чая.
— Доктор, если я правильно помню, у вас в кабинете висела замечательная картина — панорама старых районов Асакусы… Я случайно услышал, что картину написал ваш отец, неужели это правда?
— Да, правда. Отец начал рисовать, когда ему было уже за шестьдесят, а картину, которая украшает мой кабинет, написал вообще лет в семьдесят. Он успевает рисовать, несмотря на большую занятость, ведь он по-прежнему ведет врачебную практику…
— Рисунок напомнил мне Асакусу времен моей молодости — узенькие улочки, на которых женщины собираются поболтать перед своими низенькими жалкими домиками, пока на маленьких печках с древесным углем жарится рыба или еще что-нибудь к ужину. А рядом, у раздвижных дверей с ободранной бумагой, играют детишки. Мужчины в коротких кимоно из хлопка спешат домой, ловко перебегая по доскам через сточные канавы. Я каждый день видел такие сценки, пока работал у дяди на угольном складе, и все это исчезло раньше, чем я успел понять, какое это было счастливое время! Знаете, когда я впервые зашел в ваш кабинет и увидел, эту картину, я снова погрузился в собственное прошлое, и это было прекрасно! Картина все еще у вас?
— Да, разумеется…
— Вы меня очень порадовали, берегите ее!
Было уже начало второго, пришло время закончить беседу и откланяться. Я пообещал заглянуть в ближайшее дни и сбежал по ступенькам вниз. Женщина проводила меня за порог и махнула рукой мне вслед. Я так и остался в неведении — кто она такая и откуда взялась.
Наша встреча оказалась последней. Меньше чем через месяц я узнал, что Идзити Эйдзи скончался. Похороны вышли очень тихими, почти семейными. Среди участников скорбного ритуала я сразу узнал Сабуро и был поражен той точностью, с которой описал его покойный Эйдзи!